Книга Дети Третьего рейха - Татьяна Фрейденссон

После гибели Тодта в авиакатастрофе Альберт Шпеер, любимец Гитлера и его личный архитектор, был назначен министром военной промышленности Третьего рейха, а Заур стал его первым замом.

– О-о-о, – громко протянул Клаус Заур, расхаживая по комнате от шкафа к шкафу, – с гибелью Тодта там очень темная история. Была ли авиакатастрофа подстроена Шпеером или кем-то еще, сказать уже невозможно, но, как бы то ни было, в 1942 году Тодт был мертв, и через сутки Альберт Шпеер уже был назначен его преемником на всех должностях. Отец был в ярости, конечно, потому что сам втайне мечтал об этом назначении. И если Тодта он почитал, то Шпеера считал недостойным такой чести.

Считается, что Заур был жестким управленцем, жертвующим всем ради дела. Согласно туманным намекам, которые делает Альберт Шпеер в своих «Воспоминаниях», его первый зам готов был жертвовать и правдой, лишь бы приносить фюреру только хорошие вести: когда таковых не было, он всё равно имел в запасе какую-нибудь информацию, способную смягчить недовольство фюрера:

«Едва я закончил доклад, как Заур тут же попытался сгладить тягостное впечатление от него. Он рассказал о своей беседе с Мессершмидтом и вынул из портфеля эскизный проект четырехмоторного реактивного бомбардировщика. И хотя на создание сверхдальнего самолета, способного долететь до Нью-Йорка, даже в нормальных условиях потребовалось бы несколько лет, Гитлер и Заур тут же начали с упоением обсуждать последствия бомбового удара по наибольшему по численности городу США. Гитлер и он, словно легкомысленные юноши, не желали считаться с реальной ситуацией. Хотя вся система военной промышленности оказалась на грани развала, они оба не придумали ничего лучшего, как уделить пристальное внимание разного рода проектам, словно в запасе у них был 1945 год»157.

Впрочем, у рейхсляйтера Мартина Бормана об отношениях Шпеера и Заура сложилось свое собственное представление. Вот как он отзывается о них и докторе Карле Брандте, личном враче Гитлера и комиссаре здравоохранения, в письме к своей жене Герде, написанном в ночь с 8 на 9 сентября 1944 года: «Брандт, Шпеер и Заур – общество взаимного восхищения и восхваления; они помогают друг другу карабкаться вверх по служебной лестнице»158.

Тем не менее Альберт Шпеер, написав сотни страниц мемуаров, Заура упоминает всего лишь несколько раз и уж точно никак не восхваляет – скорее даже наоборот, что на самом деле неудивительно: Шпеер активно недолюбливал своего первого зама, метившего на его место и уверенно завоевывавшего расположение Адольфа Гитлера.

Клаус Заур изящными пальцами поправил толстую черную оправу очков:

– Отец мой близко сошелся с Гитлером в конце 1943 года, когда Шпеер долго лежал в больнице, потом лечился дома. То есть Гитлер не только часто встречался с моим отцом, но и говорил с ним по телефону каждую ночь: отец докладывал фюреру данные по производству оружия. В 1944-м Гитлер заявил моему отцу во время прогулки: «Мой дорогой Заур, если бы я знал вас в 42-м так же хорошо, как сегодня, то преемником Тодта стали ли бы вы, а не Шпеер…» Отец вспоминал это с упоением – конкретно эту фразу, которая тогда делала его мечту стать министром военной промышленности практически осязаемой.

Сразу после покушения 20 июля 1944 года (когда фон Штауффенберг пронес бомбу на совещание в «Вольф-шанце») Гитлер еще больше отдалился от Шпеера, которого многочисленные недруги пытались связать с заговорщиками, – в своих мемуарах рейхсминистр всячески дает понять, что утрата расположения Гитлера не была для него трагедией, но также очевидно, что пишет он об этом после отгремевшего Нюрнбергского процесса для того, чтобы отмыть свое имя: «В столице я узнал, что обергруппенфюрер СС Кальтенбруннер настойчиво добивается встречи со мной, он еще ни разу не был у меня… Кальтенбруннер смерил меня внимательным взглядом… Он тотчас объявил цель своего прихода: “В одном из сейфов на Бендлерштрассе мы обнаружили составленный заговорщиками список членов будущего кабинета. Вы числитесь в нем министром вооружений”. Я обнаружил аккуратно вписанную печатными буквами в одну из клеток канвовой бумаги свою фамилию: “Вооружение: Шпеер”. Сверху кто-то из скептически настроенных заговорщиков написал: “Если получится”. Высказанное им сомнение и мой отказ приехать 20 июля на Бендлерштрассе спасли меня от почти неминуемого ареста»159.

И дальше – об укреплении позиций Заура в глазах фюрера: «По своей укоренившейся в последнее время привычке Гитлер в ходе дискуссии демонстративно не обращал на меня внимания. Он даже не пожелал выслушать мое мнение и обращался исключительно к Зауру. Мне была отведена роль молчаливого свидетеля. После заседания Геббельс доверительным тоном поведал мне, что поражен моим безучастным отношение к поведению Заура, который явно намерен занять мое место»160.

– Это, к сожалению, правда, – вздохнул Клаус Заур, – отец был одержим работой, креслом министра, и ничего другого ему было не надо. Еще он был одержим Гитлером. Как-то, уже спустя много лет после войны, мы с ним прогуливались во Фрайбурге, и он вдруг с несвойственной ему откровенностью повторил при мне фразу, сказанную ему Гитлером: «Он сказал, что я, а не Шпеер должен был стать его министром». Отец сказал это с налетом сожаления, а я подумал: если бы он стал министром военной промышленности, его наверняка бы вздернули в Нюрнберге. Он не был столь хитер, как Шпеер, который умудрился получить вместо заслуженной смертной казни двадцать лет тюрьмы.

«На завершающем этапе войны я мог отвлечься и успокоиться, только уйдя с головой в активную деятельность. Я решил, что уж если Зауру так хочется, то пусть он фактически возьмет на себя руководство разваливающейся системой военной экономики и пытается сохранить относительно приемлемый объем производства вооружения»161.

– Ваш отец в итоге добился своего, – заметила я Клаусу, который, прервав свое нервное хождение по комнате, вдруг сел на стул и ухмыльнулся, сжав губы в нитку.

– В своем завещании Гитлер назначил его преемником Шпеера, министром военной промышленности. То есть с 30 апреля – дня, когда покончил с собой Гитлер, – по 3 мая мой отец был министром Великого Германского рейха, которого уже не было. Страшное издевательство. Я бы лично расценил это как плевок в лицо от мертвого фюрера, чем признание заслуг отца…

– Мне всё-таки казалось, что он был талантливым технократом, а не одержимым нацистом, питающим платоническую любовь к Гитлеру. То есть не таким, каким описываете его вы.

– Технократом? – Клаус взглянул на меня так, словно впервые увидел секунду назад. – Он был нацистом. Упоенным. Толстым. Шумным. Холериком со вскинутой к солнцу рукой. Он сделал тотальную ставку на власть. Он ведь де-факто с марта 1944 года руководил всей военной промышленностью рейха, но этого было мало. Ему хотелось быть рейхсминистром. Хотя у него был Рыцарский крест за военные заслуги, был еще Крест с мечами. Он хотел обойти Шпеера. Почти патологическое желание убрать соперника и встать на его труп. Вот он какой, мой отец…