Книга Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848 - Найл Фергюсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отношения с Папской областью носили такой же характер: общее презрение к католическому правительству не служило препятствием к выгодному сотрудничеству. Как и в Неаполе, в середине 1830-х гг. конкуренты пытались нарушить монополию на финансы Папской области, которую Ротшильды установили после 1830 г. Такие попытки успешно отклонялись, и управление долга Папской области по-прежнему оставалось в руках Торлоньи, тамошнего партнера Ротшильдов. Поэтому Ротшильды обладали определенным влиянием на правительство Папской области: по крайней мере в двух случаях Соломон через Меттерниха выражал протест против притеснений евреев в римской общине, подтвердив широко распространенное мнение, что, выражаясь словами Альфреда де Виньи, «теперь еврей правит папой и христианским миром». Однако такой аспект их отношений не стоит преувеличивать; главной заботой была прибыль от папского режима, а не его реформирование.
Оказалось гораздо труднее установить финансовые отношения с королевством Пьемонт-Сардиния, которому впоследствии предстояло наиболее успешно бросить вызов власти Габсбургов в Италии. В 1834 г. правительство Турина пригласило Парижский дом принять участие в размещении займа на 1 млн ф. ст. С самого начала конкуренция была жестокой; в попытке договориться в Турин послали Лайонела. Переписка Лайонела с его дядей Джеймсом в ходе этого задания проливает свет не только на то, какие методы применяли Ротшильды в ведении переговоров, но и на трудности, с которыми им пришлось столкнуться, имея дело по существу с абсолютистским режимом. Найдя пьемонтского министра финансов невозможно тупым, Лайонел стремился заключить закулисную сделку с его секретарем, однако ему не удалось преодолеть предубеждений короля относительно того, как следует разместить заем. Джеймс советовал: «Если наши конкуренты придут к тебе (ибо ты ни в коем случае не должен сам идти к ним) и скажут, что они расположены заняться займом с тобой, надеемся, что ты примешь их предложение и заключишь с ними договор, уступив им четверть или половину бумаг, которыми они вольны распоряжаться, как они хотят… но в таком случае настаивай, чтобы операция проводилась исключительно на наше имя, ведь ты первый там появился, и мы ни в коем случае не согласны оставаться на заднем плане или присоединять наше имя к другому».
Однако, если конкуренты не примут такое предложение, Лайонел должен внести свои коррективы, так как «мы склонны получить операцию если не любой ценой, то, по крайней мере, такой ценой, которая заставит их дорого заплатить, если они нас обойдут… Если дело будет хотя бы в малейшей степени выполнимым, сделай его, даже если оно совсем не принесет нам прибыли, даже если необходимо будет потерять 2 или 3 сотни тысяч франков, чтобы доказать этим госп[одам], что мы не боимся жертв, когда хотим их подавить». Джеймс подробно описал, как Лайонелу следует вести себя с правительством, чтобы превзойти конкурентов:
«Твоей главной целью… должно стать покорение министра; ты должен ясно доказать ему, что заключить контракт с нами, а не с другими в его же интересах, никогда не давай ему последнего слова и позаботься о том, чтобы он ничего не мог подписывать с другими, не позволив тебе покрыть их предложения — а когда ты должен будешь сказать последнее слово, ты должен позаботиться о том, чтобы оно действительно было последним и чтобы твое предложение приняли немедленно и без оговорок.
Однако, если этим господам хватит ума поставить себя в равное или лучшее по сравнению с тобой положение… ты должен заставить их заплатить как можно дороже и оставить им поле только после того, как ты посеешь в нем столько трудностей и шипов, чтобы они не пожали ничего, кроме терниев. В таком случае мы быстро утешимся… бывают случаи, когда победа обходится дороже благоразумного отступления…»
Судя по письму, именно так действовал бы сам Джеймс, окажись он в Турине; и, может быть, он бы добился успеха. Но неопытного Лайонела в конечном счете перехитрила — точнее, обошла, назначив более высокую ставку, — группа французских банкиров, возглавляемых Хагерманном, которую он именовал «черной бандой». И только в 1843 г. Ротшильды попытались возобновить дела с Турином, хотя до 1848 г. отношения оставались в зачаточном состоянии.
Проникновение в новые сферы объясняет, почему в начале 1840-х гг. многие обозреватели усматривали в Ротшильдах не просто союзников европейских государств: казалось, они приобрели собственную уникальную власть, не зависимую от великих держав и почти всемирную. В своем очерке «Ротшильд и европейские финансы» (1844) Александр Вейль, один из многих писателей еврейского происхождения, которых завораживал феномен Ротшильда, выразился недвусмысленно: если раньше «Ротшильду» нужны были государства, чтобы стать «Ротшильдом», теперь он больше в них не нуждается. В 1842 г. историк-либерал Жюль Мишле в своем дневнике записал, что Джеймсу «знакомы все европейские князья и все биржевые придворные» (см. эпиграф к этой главе). Едва ли он преувеличивал. За вычетом двух серьезных неудач — с Португалией и Соединенными Штатами — и исключительного случая в виде Испании, где контроль над государственными ртутными месторождениями оказался важнее размещения займов, список государств, которым Ротшильды предоставляли деньги за десятилетие перед 1848 г., весьма внушителен. Консервативные режимы занимали для того, чтобы избежать влияния парламента на финансовую политику, что часто становилось следствием налоговых реформ. Более прогрессивные государства занимали деньги на оплату общественных работ, особенно на прокладку железных дорог в тех случаях, когда частный сектор не мог или не хотел делать инвестиции. Почти все, по крайней мере, надеялись привлечь Ротшильдов в качестве банкиров и гарантов. Преимущества такого расширения финансовой сети были очевидны. Риски стали ясны лишь в 1848 г.
Наверное, лучшим примером стратегии Ротшильдов в период до 1848 г. стало их участие в финансах недавно созданного Королевства Бельгия. После отделения Бельгии от Нидерландов в 1830 г. Джеймс и его братья быстро приступили к финансовому закреплению в Брюсселе, предложив молодому правительству спасательный пояс в виде кредита на первые три бурные года его существования. В период относительного затишья, с середины 1830-х до 1838 г., Джеймс энергично защищал и упрочивал положение, какое установили в Брюсселе он и «Сосьете женераль». Ряд операций помогали поддерживать интересы Ротшильдов — в первую очередь государственные займы для финансирования политики экономического развития Леопольда I, венцом которой стало строительство сети железных дорог.
Напрямую участвуя в строительстве железных дорог (и каналов), бельгийское правительство до некоторой степени порывало с порядком, установленным в Великобритании, по которому финансирование железных дорог вначале более или менее целиком возлагалось на частный сектор. Однако Бельгия создала прецедент, которому вскоре последовали другие страны. Бельгийцы оценили стратегическую важность обладания сетью железных дорог. Этим озарением они во многом были обязаны напряженным отношениям с Нидерландами и в особенности необходимостью избежать зависимости от системы каналов и рек в Нидерландах, Бельгии и Люксембурге, которую контролировали голландцы. С точки зрения Ротшильдов, у такой политики имелись очевидные преимущества: им всегда казалось, что размещать акции частных железнодорожных компаний не так рискованно, как эмитировать государственные облигации. Что еще важнее, развитие системы бельгийских железных дорог хорошо сочеталось с планами железнодорожного сообщения между Парижем и Бельгией, к которым Джеймс уже проявлял интерес. С другой стороны, бельгийская стратегия промышленного развития почти не имела бы смысла, если бы не сопровождалась параллельным развитием собственной банковской системы. Создав три новых учреждения в сотрудничестве с «Сосьете женераль» («Сосьете де коммерс де Брюссель», «Сосьете насьональ пур энтрепризес индюстриэль э коммерсьяль» и «Банк фонсьер»), Джеймс сделал все, что в его силах, чтобы сохранить свое главенство. Но Банк Бельгии, учрежденный в 1835 г. в основном на французские капиталы, стал подлинным конкурентом, и Джеймсу пришлось решать, начинать ли с ним войну, пытаясь сохранить свое положение, или объединить усилия. В период бума середины 1830-х гг. Парижский дом тесно сотрудничал с «Сосьете женераль», размещая на Парижской бирже целый ряд ценных бумаг бельгийских горнодобывающих компаний. Но в сфере государственных финансов, как показали неубедительные переговоры о конверсии в 1837 г., даже «Сосьете женераль» следовало рассматривать скорее как конкурента, чем как союзника. Какими бы близкими ни были их отношения с королем Леопольдом, Ротшильдам никогда не удавалось почивать на лаврах «финансистов независимости», тем более что отдельные фракции бельгийского парламента и пресса относились к ним с подозрением. Далее, нельзя было исключать и того, что бельгийское правительство однажды захочет найти военное применение сети своих железных дорог и, более того, деньгам, которые оно занимает, чтобы оплатить такое строительство. В течение 1830-х гг. правительство тратило на создание армии втрое больше средств, чем на прокладку железных дорог.
