Книга Случай на станции Кречетовка - Валерий Владимирович Рябых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И еще Сергей знал о необходимости завоевания доверия подследственного. Того желательно убедить, что полученные обещания не пустой звук, — в образовавшейся взаимной связке следователь честный человек, не шельмец и провокатор. В противном случае дело пойдет насмарку, и уже ни за какие коврижки, деликатно выражаясь, не добиться искренности и взаимного понимания у оппонента.
Воронов, как часто случалось, уже на уровне подсознания догадывался о факторах, способных вызвать доверие немецкого подполковника. Для начала, тот доложен видеть, что взятые обязательства в компетенции дознавателя, и никто не повлияет на принятое тем решение. Говорить об улучшении бытовых удобств и иных послаблениях арестанту здесь не имело смысла, кадровый разведчик заведомо подготовлен к лишениям и даже к физическим мукам. А вот моральные, душевные страдания редкий индивид сможет легко преодолеть, создать видимость стойкости — пожалуйста, но терзания собственного сердца никому неподвластны.
Разумеется, подопечный майора — отъявленный злодей и редкостный изверг, надо же придумать столь лютую казнь для снабженца Машкова и устрашающее сожжение жилища снабженца. Но, судя по виду, Альберта Арнольда нельзя назвать непробиваемой «нелюдью». Определенно у него имеются своеобразные этические принципы и нравственные установки, иначе бы офицер не удержался в разведке. Как у каждого человека, если тот не полный безумец, у немца есть чувствительные, болезненные струны в самосознании, — некие психологические привязанности, обнаружив которые получаешь желаемую ответную реакцию или даже сделку.
И Сергей отыскал такую лазейку…
— Подполковник Арнольд, я внимательно изучил ваше досье, да и наши сотрудники не сидели без дела, — Воронов сделал загадочно интригующую паузу.
Немец насторожился, сжал пальцы рук, и Сергей намеренно медленно, но проникновенным тоном, выложил деликатную ситуацию с женой Татьяной:
— Как известно, на днях вы услали супругу из Кречетовки, наверное, поняли, что оказались в западне. Определенно, уже давно приготовлено потаенное место, где теперь укрывается женщина. Но прошли сутки с тех пор, как Татьяна Ткач покинула поселок. За это время далеко не уедешь, радиус охвата территории не слишком великий.
Арнольд уже догадался, к чему клонит русский контрразведчик, но только слегка облизал краешки губ. Чего не мог не заметить Воронов: «Фриц уже напугался…»
— Так что могу немедля объявить Татьяну Ткач в специальный розыск. Фотографии, приметы женщины, даже фасон одежды, — сами понимаете — не проблема… Как думайте — сколько времени потребуется органам, чтобы обнаружить супругу немецкого агента… — Сергей постучал средним пальцем по столешнице. — Напомню… в соседних областях введен прифронтовой режим.
Возникла напряженная пауза. Они, не отрываясь, смотрели в глаза друг другу. Но вот немец не выдержал и первым спросил:
— А зачем, майор, это говорите… — и хмыкнул презрительно. — Я чистокровный немец, а Татьяна русская. Верно, считаете, что куплюсь на грошовые намеки… Да арестовывайте на здоровье, мне безразлична судьба русской сожительницы…
— Не блефуйте подполковник, не будьте циником… Кто в депо не знает о теплых отношениях инженера Ширяева с супругой. И Роману Денисовичу — съязвил Воронов, — будет жалко, до коликов в сердце жалко жену Татьяну, если та окажется, говоря площадным языком, в застенках ЧК. Женщине, да то… и сами знаете, там сильно не поздоровится. И еще, уверен в одном, что тщательно оберегали жену, — не использовали в качестве связника или в иной оперативной работе. Разве не так, подполковник…
Они опять пристально уставились друг на друга. Сергей не владел гипнозом, но страстно желал через взор убедить визави принять правильное решение. И тот поддался:
— Понятно майор, умеете убеждать… Ну, и дальше что…
— Розыск Татьяны Ткач не будет объявлен, пока нахожусь здесь на месте… Но это сутки, не большее нельзя рассчитывать… По убытию же в Москву… местное начальство спохватится, но время, разумеется, уйдет… Полагаю, супруге хватит того, чтобы надежно спрятаться… Даю твердое обещание, хоть в органах такое не принято. Но это — слово чести.
— Что ж, верю гражданин майор госбезопасности. Так, что предстоит делать? — Арнольд поджал узкие губы.
— Назовите завербованную агентуру, ну, или помощников в Кречетовке и отделении дороги.
— Пожалуй, соглашусь, гражданин майор, — Альбер Арнольд расслабился, заложил ногу за ногу. — На самом деле, в возникших обстоятельствах существование помощников и осведомителей теряет смысл. Центр не знает о них, так как не сообщал на Тирпиц-Уфер информации, могущей самому себе навредить.
— А как же Григорьев и Заславский… Почему, не найду даже слов, вы, оберст-лейтенант, подставили бедолаг? — Сергей осуждающе усмехнулся.
— Временами приходится предугадывать желание начальства, — Альберт тоже хмыкнул, — или в НКВД по-другому…
Майор смолчал — не в правилах Воронова жертвовать людьми. «Но без спору, — тяжко подумалось, — и в органах найдутся курвы, что ради корысти, пойдут на хоть какую подлость».
— А зачем потом избавились от тех двух «бедняжек»?
— Милостив бог, гражданин начальник, — Арнольд уже ободрился, — обошлись собственными силами. Сами, наверное, слышали о нашей агентуре в советских пенитенциарных учреждениях… А мне… то без надобности, — ведь не работал с ними…
— Разумеется, — Сергей вздохнул, вспомнив тюремщика, запугавшего Лошака, — так, кто конкретно теперь работает здесь на вас?
— Выбор, скажем так, невелик… Полагаю эти, в кавычках, товарищи уже в гэбэшной картотеке. Знаю методы работы чекистов… наверняка уже раскинули густые сети…
Воронов проглотил эту реплику и изобразил на лице мину затянутого ожидания. Арнольд же, подбирая каждую фразу, внимательно следил за реакцией дознавателя:
— Надеюсь, гражданин майор, понимаете, что для законспирированного агента крайне рискованно открывать помощникам, собственное положение, приходится изворачиваться. Однако не исключаю, — люди попадались не глупые, могли и сами догадаться, кто есть кто… Хотя, мало чего некоторые хотят вообразить… веских свидетельств у них нет, — и ехидно ощерился, но быстро поджал губы. — А так, получается чисто приятельская болтовня, ни к чему не обязывающая, одним словом, пустопорожняя ля-ля, — немец хмыкнул и деланно вздохнул. — Впрочем, сложился обширный круг информаторов… Но собирал сведения, как говорится, с бору по сосенке.
Воронов терпеливо ждал продолжения «концерта», только глухо промычал:
— Ну-ну…
— Но извольте, сдам людей, с которыми плотно работал. Только, что тем людям предъявите — ничем не подтвержденные слова арестованного шпиона… Конечно, можно запросто выбить у них признательные показания, подпишут что угодно, да еще за собой утащат дюжину непричастных людей. А такое вам надо…
— Не томите Арнольд, называйте уж, — и, ткнув пальцем в потолок, Сергей добавил, — там (!) разберутся с мерой вины каждого.
— А и не сомневаюсь… Только жалко бедных овечек, отдаю на заклание…
— Подполковник не томите… по надобности органы и без подсказок способны прошерстить Кречетовку, но пострадают и невиновные… Так что давайте лучше без лирики и сантиментов. «Мавр сделал свое дело…», закроем скорей страницу пребывания Арнольда-Ширяева здесь,
