Книга Любовь и Sex в Средние века - Александр Бальхаус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для мужчин победа Мадонны — своеобразная отдушина, помогающая переживать страхи, предрассудки и тягу к власти. Политический и эротический марианизм неотделимы друг от друга: Дева Мария побеждает не только дьявольское сексуальное влечение, она торжествует и над всеми врагами единственно благой католической церкви — над исламом, Лютером, светской наукой, высокомерием интеллектуалов, — то есть над самим дьяволом во всех его проявлениях. Императоры и короли, папы и епископы называют именем не знающей поражений небесной богини храмы, корабли и даже целые города, народы и нации. Мадонна должна царствовать надо всем, что восстает из глубин человеческих душ, из народного и исторического подполья.
Культ Девы Марии не только укрепляет господство церкви, временами он сдерживает — хотя и не намеренно — притязания на власть и господство, свойственные исключительно мужскому характеру. В расцвет Средневековья католическая церковь, торжествующая победу, чувствует себя вполне уютно. В папской курии доминируют знатоки канонического и церковного права. Где же бедной душе найти защиту и убежище, к кому взывать, кого просить о помощи в нужде и притеснении? «Только у Марии», — таков основной мотив бесчисленных проповедей, такова тенденция популярной духовной литературы. Позднее Средневековье с его беспокойным течением времени почитает Марию в Покрове, который оберегает все человечество. Наибеднейший крестьянин, самый скромный священник найдут под Покровом «нашей бесподобной» убежище и защиту.
Мадонна становится единственной заступницей человека на суде перед Богом, а также в миру. Она с мольбой падает на грудь самому Христу, она усмиряет гнев Бога и Его святых наместников и на картинах позднего Средневековья, жалуясь, указывает Богу-отцу на свою грудь: не я ли вскормила Твоего сына? На небесах Мария в бесконечной любви и великом сострадании к человеку прибегает к своей материнской власти, чтобы все ее дети, все люди, избежали суровости Божьего суда. Мария на небесах и на земле одолевает ад в споре за душу против смерти и сатаны. Небеса изображаются на тысячах картин, в мистической розе готических кафедральных соборов и на алтарях Марии во всех церквях. Эти марианские небеса для многих верующих — единственно мыслимый христианский рай. Они вызывают доверие и утешают, изгоняют страхи и будят надежды — в католицизме они незаменимы.
Правда, такая точка зрения была бы справедлива для Марии, если бы она была лишена пола. Надежда церкви на вытеснение эротизма не оправдалась. Культ Марии слишком разрастается, а формы ее почитания становятся все пышнее. Начиная с первой половины XI века в Англии отмечают Праздник непорочного зачатия, а в конце того же века наряду с «Отче наш» читают «Аве Мария». Доминиканцы вводят четки для повторения молитв; возникают общины, посвященные исключительно Деве Марии. Религиозные ордены провозглашают ее своей покровительницей, рыцари бросаются в битву с ее именем на устах.
Не исключено, что фанатичная одержимость Богородицей порой приносит церкви больше вреда, чем пользы. Долгое время Деву Марию было трудно отличить от языческой богини-матери. Народная вера превращает ее в богиню плодородия, и эта характерная черта поклонения Марии продержалась во многих местностях вплоть до недавнего времени. Алтари Марии часто возводятся на месте прежних языческих капищ, и некоторые иконы считаются магическим средством для восстановления сексуальной силы.
Догматически строгая церковь вряд ли может относиться с одобрением ко многим чудесам Мадонны. Так, своим молоком Мария залечивает раны или помогает настоятельнице монастыря безболезненно разродиться и даже замять грозящий скандал. Очень смело высказался святой Альфонс Лигурийский: якобы Дева покрывает ночные прелюбодеяния своих сестер по полу, занимая их места в супружеских постелях. Показательный образец женской солидарности.
Когда в эпоху Возрождения средневековое чувство вины, связанное с эротизмом, блекнет, любовь к Марии тоже должна была бы ослабеть. Пожалуй, так бы и случилось, если бы Деву Марию почитали только как внеэротический образ смирения. Однако почитание Богородицы скорее нарастает: ей посвящают многие храмы и кафедральные соборы, праздников в честь Марии становится больше, и народ с ликованием приветствует появление каждого нового ее изображения. Мария не только Приснодева, но и царица, мать, заступница, спасительница наряду с Иисусом, богоподобный женский образ в небесах, где во всем прочем господствуют мужчины. Особенно она воспламеняет фантазию как невеста; в этой роли ее сравнивают с Суламифью — и не только в мистических интерпретациях Песни Песней.
Поклонение Марии находит место и в литературе. В «Божественной Комедии», шедевре средневековой литературы, законченном в 1321 году, Данте Алигьери объединяет высший христианский идеал с прославлением реальной женщины — Беатриче.
Данте предан Деве Марии, но одновременно дарит свою любовь прекрасной смертной женщине. На его взгляд, Беатриче соединяет в себе божественность и человечность, и его поклонение настолько велико, что строки, посвященные возлюбленной, не отличишь от гимнов деве и невесте Марии. В главе «Рай» Беатриче выведена наконец полностью одухотворенной — как символ божественной мудрости и благодати.
Чувственные радости омрачили бы любовь Данте к Беатриче, его эротической мадонне. В нем очень силен отпечаток христианской этики, он — слишком утонченный моралист и слишком сострадательная душа. Однако Святая Дева для Данте определенно не замена возлюбленной — его «донной» была и остается Беатриче, теплокровная женщина, которую он знает и любит на земле. В небесах же восседает Мария — как ее зеркальное отражение, как религиозное исполнение всех его томительных мечтаний, которым не суждено исполниться наяву.
Литературовед и социолог Марина Уорнер пишет: «Беатриче, сколь бы возвышенна она ни была, все же смертна. Святая Дева преображает человечество, просветляя его посредством самых неисполнимых и самых безнадежных мечтаний». Дева Мария в Средние века — это рождение и триумф мифа, приговор половому инстинкту, но в то же время просветление достойного поклонения эротического начала.
Лирика странствующих певцов способствует раскрепощению в том, что касается интимных чувств. Она высвобождает даже самые сокровенные пласты религиозных переживаний. Теперь о любви распространяются крупные мыслители Средневековья, в том числе Бернар Клервоский с его волнующими намеками на Песнь Песней, Гийом де Сен-Тьерри, Гуго де Сен-Виктор[25], Пьер Абеляр. Они посвящают эротике бесчисленные трактаты и статьи, словно стремясь наверстать упущенные столетия. Песнь Песней становится вдохновляющим источником для религиозно-эротического образа мысли и чувствований.
Тоска человека по Богу подталкивает к волнующему и мучительному поиску новых возможностей приблизиться к Нему и даже объединиться с Ним. Начиная с XII века бесчисленные свидетельства мистических писательниц — в первую очередь Мехтильды Магдебургской, Хадевейх, Терезы Авильской[26] — фиксируют яркие, сильные, даже интимные переживания и отношения с Христом. Эмоциональность любви ко Христу находит разрядку в эротических картинах, нарисованных томящейся и почти гибнущей от любви душой, которая начинает тяжкое восхождение к Богу, вожделеет Его и в конце концов сгорает.
