Книга Король без трона. Кадеты империатрицы - Морис Монтегю

Прибыв накануне в Компьен, он блуждал по улицам около замка в одежде крестьянина, приехавшего на субботний базар. Он был хорошо переодет, хотя в то время не достиг еще истинной ловкости в умении изменять свой вид. Временами он, как будто бесцельно блуждая, подходил к воротам замка. Когда кто-нибудь выходил оттуда, он старался попасться на дороге и, кланяясь с самым невинным видом, пристально всматривался в лица дворян.

Он уже таким образом разглядел многих, как вдруг заметил издали новое лицо, одетое в глубокий траур. Этот человек шел медленно, опустив голову, в глубокой задумчивости; за ним тащилась по пыли толстая палка, надетая ремешком на руку.

Кантекор всматривался в подходившего субъекта с прежним вниманием; но вдруг он вздрогнул, побледнел, его глаза расширились, лицо выразило безграничное удивление и ужас.

Незнакомец шел дальше, не замечая крестьянина.

Кантекор прислонился к большой тумбе на площади, отирая пот с лица и бормоча:

— Не может быть, это невероятно… я брежу… Но такого сходства не бывает… Правда, я очень мало и плохо видел того, это, может быть, другой… Но у меня есть причины помнить то лицо… И вот он передо мной… Он самый, в двадцати шагах расстояния, на обеих ногах. Если он не умер, значит, смерть не существует больше. Мне, мне просто делается страшно… Во всяком случае, я должен удостовериться…

Он последовал за человеком, причинившим ему такую тревогу, видел, как тот прошел площадь Ратуши и пошел в гостиницу «Золотой колокол».

«Теперь он у меня в руках», — подумал Кантекор, входя вслед за ним в большую гостиницу.

Как только они вошли, навстречу незнакомцу поспешил молодой аристократ, протягивая ему руку и дружески говоря:

— Ну что, граф де Тэ, вы довольны, как и я?

— Да, господин Мартенсар, насколько я могу быть доволен, — ответил ему граф де Тэ.

Кантекор не мог слушать дальше: ему не хватало воздуха, он вышел из дома.

— Это он! Боже мой, это он! Мертвые воскресают… — бормотал Кантекор. — Он носит траур по себе самому!..

Мало-помалу он успокоился; инстинкт ищейки проснулся в душе труса; он остановился и повернул обратно в гостиницу «Золотой колокол».

«Однако, если он жив, зачем он во Франции? Не хочет ли и он вступить в аристократический полк? Зачем? Ведь он — враг императора и Франции, наверное, он замышляет что-нибудь дурное… Внимание! Не зевай, Кантекор! Берегись! Может быть, это в конце концов — опять новая удача… Смотри в оба!»

Быстро и уверенно вошел он в гостиницу. Был полдень. Колокол церкви Святого Иакова ответил бою часов на ратуше. Площадь по случаю базара кишела народом и движением. Однако час завтрака пробил не только на часах, но и в желудках; поэтому мало-помалу пустели улицы и наполнялись дома. Наступила тишина.

Когда Кантекор вошел в столовую гостиницы, там теснилась густая толпа богатых окрестных поселян и горожан. Но он не обратил на нее внимания. Его взгляд был устремлен на группу аристократов, среди которой он узнал, все с тем же трепетом, графа де Тэ, князя де Груа, конногвардейца с аустерлицкой фермы, который, несмотря на печальное выражение лица, казалось, чувствовал себя совершенно здоровым.

Эта группа молодых вельмож состояла из утренних просителей во дворе императорского замка.

Тут были кроме графа де Тэ и де Гранлиса, виконт д’Иммармон, граф д’Отрем, маркиз де Невантер, граф Новар, д’Орсимон, Микеле де Марш, Рантвиньи и Мартенсар. Последний сыпал любезностями, комплиментами и поклонами.

— Прошу вас, господа, — говорил он, — сделать мне одолжение, приняв мое приглашение, идущее от чистого сердца. Я отлично понимаю великую честь, которой прошу: вы все знатного рода, а я — только сын скромного банкира…

Многие улыбнулись, так как огромное состояние отца Мартенсара, уже десять лет бывшего поставщиком всей армии и придворным банкиром, было известно всем. Нередко принцы пользовались его услугами, а Жозефина имела у него открытый счет, грозивший стать бесконечным.

— Однако надо приучаться быть товарищами: ведь завтра все мы, без различия титула и звания, станем офицерами императорской армии. Так представимся же друг другу и по-товарищески позавтракаем вместе. Я уже просил вас сделать мне честь, разрешить принять заботу об этом угощении и его издержки на свой счет.

Шевалье д’Орсимон, красивый молодой человек без всякого состояния, проворно ответил:

— Издержки — да, на это я согласен, что же касается меню, то здесь я хочу участвовать в выборе, считая себя первым гастрономом Франции.

— Хвастун! — сказал сын банкира.

Теперь засмеялись все, кроме бедного де Тэ, который едва мог улыбнуться.

— Господин Мартенсар, — сказал де Гранлис, — я в отчаянии, что должен отказаться от этой чести: у меня самого есть приглашенные, виконт д’Иммармон и граф д’Отрем.

— Это не беда. Я принимаю на себя уплату по вашему обязательству: это простая финансовая операция, обычная в нашем семействе.

Снова раздался смех над остроумным ответом; многие уже готовы были сдаться на такое радушное, дружеское обращение, но в эту минуту послышались отдаленный шум и гул голосов на улицах, затем мерный звук лошадиного топота, привлекший молодых людей к окнам зала.

Они увидели мчавшуюся открытую коляску, голубую с золотом, запряженную четверкой белых лошадей и окруженную отрядом егерей с обнаженными саблями. В ней сидел император, по своему обыкновению неожиданно примчавшийся во дворец. Он появился, как блестящее видение, в зеленом мундире гвардейского стрелкового полка. Налево от него сидел Бертье, перед ним Савари и полковник главного штаба. Наполеон казался замечательно молодым и могучим. Не кланяясь, он пристально смотрел на эту гостиницу, откуда раздавались восторженные крики привета. Он мог видеть в окнах эту молодежь, которую он так любил, на которой думал основать свое могущество.

Микеле де Марш, Мартенсар, Рантвиньи, д’Орсимон махали шляпами, крича во все горло:

— Да здравствует император!

Д’Отрем, Новар, Тэ, Невантер молча обнажили голову. Гранлис тоже почти невольно приподнял свою шляпу.

Император проехал. Последний всадник его конвоя исчез среди облака пыли. В гостинице сразу все стихло; наступила какая-то торжественная тишина.

В углу зала Кантекор делал какие-то заметки.

Де Гранлис обернулся к Мартенсару и изменившимся, дружеским голосом сказал:

— Я принимаю ваше приглашение за себя и за своих товарищей… Да здравствует император!.. Жизнь так хороша!

Следуя его примеру, Новар, Тэ, Невантер согласились в свою очередь.

— Примемся за выбор меню, шевалье д’Орсимон! — произнес Мартенсар, увлекая того по направлению кухни.

В соседней с общим залом комнате три служанки проворно накрыли стол на десять приборов. Хозяин гостиницы предвидел хорошую наживу и решил заранее отделить своих знатных гостей от общей толпы. Он был совершенно прав, так как дом был полон разных подозрительных личностей. По базарным дням гостиница вообще была полна народу, но в эту субботу больше чем когда-нибудь.