Книга Искушение астрологией, или Предсказание как искусство - Дэвид Берлински

Когда Август еще занимал трон, Тиберий удалился на остров Родос, центр искусств и культуры. Он много читал. Много размышлял. И ждал. А в это время далеко в Риме император, виновник его несчастий, продолжал править, неуклонно старея, но при этом не являя миру никаких признаков старческой слабости — например, катар, обострение мочекаменной болезни, очевидные симптомы угасания. Глядя на каменный бюст Тиберия [69], мы видим изменчивые и противоречивые стороны личности будущего императора. Это мужчина лет тридцати пяти. Волосы острижены на манер Цезаря, с короткой челкой на лбу. В его лице заметна детская пухлость с легким намеком на второй подбородок, что, очевидно, доставило немало беспокойства скульптору. И еще одно: некоторое раздражение в посадке головы, в устремленном далеко вперед взгляде.

Ожидание — вот чем был занят он дни, недели, годы долгой жизни Августа, плескавшейся, точно насмехающиеся водяные часы, и на Родосе, и в Риме. Именно тогда, томясь в ожидании, Тиберий свел знакомство с греческим астрологом Фрасиллом. Будучи по роду занятий грамматиком, тот входил в дальний круг императора. Его советы были востребованы. И высоко ценились. По всей видимости, Фрасилл владел несколькими видами ворожбы. О его проницательности ходили легенды. Факты его жизни кроются где-то между вымыслом и правдой.

Претензии Тиберия на императорский престол никогда не считались вопросом решенным. Римская власть напоминала реку. А реки могут перекрываться плотиной, направляться в другое русло или засоряться илом. До власти Тиберию было рукой подать, но схватить ее пока не удавалось. Поэтому он сидел там, на Родосе, а интриги, которые делают людей хозяевами своей судьбы, плелись далеко от родосских берегов. Тиберий желал знать, получит ли он верховную власть и когда именно. Этот вопрос не давал ему покоя. Многие годы он служил Августу и подспудно чувствовал, что в глубине души Август относится к нему без особого уважения. И тут Тиберий оказался прав. Август признавал его ум и ценил способности в военном деле, но как человек зять ему не нравился.

Пригласив Фрасилла на Родос, Тиберий подверг его допросу, который, как рассказывает Тацит [70], происходил на террасе виллы Тиберия.

Далеко внизу — очень далеко — посверкивает море, небо отливает лазурью, терраса утопает в цветах, но насекомые не мешают беседе. Нервозно бормоча, Фрасилл раскладывает свои таблицы, а Тиберий одобрительно хмыкает или откашливается, прежде чем впасть в хмурое молчание, которым он славился. Тиберий бегло говорил и читал по-гречески, обожал греческую литературу, но образование его ограничивалось риторикой, поэзией и военным делом. В науках он был не силен. Таблицы, разложенные на его столе, имели отношение к астрономии, о которой он не имел никакого понятия.

Я так и вижу, как, теребя мочку уха, потом нервно дергая нос, проводя пальцем от переносицы и сдавливая ноздри, Фрасилл производит расчеты. Общие предположения относительно его жизни и личности были бы оскорбительны для Тиберия. Таблицы Фрасилла ставили особенный вопрос, а расположение Солнца, Луны и планет в них соответствовало тому моменту, в который он был задан. Фрасилл испещрял пергамент каракулями и астрологическими символами. Он измерял углы и рисовал стрелки. Возможно, даже начертил машинально пару-тройку эзотерических формул. Очевидно, самыми точными его инструментами были водяные часы и сложная планетарная таблица, ходившая по римскому миру десятки лет. И вот, погруженный в работу, он вдруг прозрел собственную судьбу, обвившую его щиколотки в ремнях сандалий, точно мощная лиана.

Какое там престолонаследие, какие там Солнце, звезды и сверкающее море. Ему, Фрасиллу, угрожает опасность. Человек, маячащий рядом с привычно нахмуренным непроницаемым лицом, отнесется к смерти другого человека как к весьма подходящему способу решить собственные проблемы.

Фрасилл взглянул на ажурную стену, которая отделяла террасу от моря, что плескалось далеко внизу. Личная охрана Тиберия стояла на часах на дорожке, ведущей от террасы к вилле. Этим дубинам будет только в радость сбросить его с террасы, а потом снова нести караул, подставив бронзовые шлемы горячему солнцу. Здравый смысл подсказал простую мысль: скажи Тиберию то, что тот хочет услышать.

А затем — беги.

Но что же хотел услышать Тиберий? Плохие известия могут разочаровать его и привести в бешенство. Хорошие — дать повод усомниться: а не льстят ли ему? Уж слишком много развелось нынче охотников польстить Тиберию. Нужды в том, чтобы этим занимался еще и астролог, не было. И тут неожиданно Фрасилл ясно увидел путь в густом тумане своих сомнений. Тиберий наследует трон, объявил он.

Звезды сказали свое слово, а если не сказали, то проявили себя на привычном языке нечетких жестов. Тиберий молча выслушал предсказание астролога, при этом его мрачная, всем известная раздражительность не исчезла и даже не смягчилась. Фрасилл, весь на нервах, стоял в луче света и время от времени поднимал на Тиберия взгляд, чтобы угадать его реакцию. Итак, Тиберий услышал то, что надеялся услышать.

А что, спросил он, обещает таблица самого Фрасилла на ближайшие годы?

Фрасилл, измеривши положения звезд и расстояния меж ними, усомнился, а после испугался, и чем больше смотрел он, тем сильнее разрастались в нем изумление и страх. Потом вскричал он, что страшная, а может, и смертельная угроза нависла над ним. Тиберий обнял астролога, похвалив за предсказание беды, и пообещал, что беда эта минует его. С тех пор Фрасилл стал одним из ближайших друзей Тиберия, а слова его стали считаться пророческими.

Занятная история, и, если прочитать ее как следует, увидишь, что сердце человеческое подобно бесконечному коридору из зеркал…

Разговор Тиберия и Фрасилла стал вехой в истории, одним из эпизодов в потоке времени. Разумеется, астролог не был ровней императору. Власть направлялась в одну сторону: от могущественного Тиберия к беспомощному Фрасиллу. Тиберий, без сомнений, мог приказать, чтобы Фрасилла сбросили с террасы на береговые скалы, где его и настигла бы смерть. Это понимали все: и Тиберий, и Фрасилл, и Тацит.

Но у этой истории есть и другая сторона, восстанавливающая до некоторой степени симметрию для ее протагониста. Если уж мы принимаем в расчет жестокость Тиберия, не стоит забывать и о его ранимости. Он стоит там, на залитой солнцем террасе, остолбеневший, если верить описанию Тацита, крупный мужчина, которому неудобно в собственном теле, и угрюмо ждет, когда мудрый греческий астролог произведет расчеты, которые предскажут его, Тиберия, судьбу. Понятие судьбы играло важную роль в жизни любой цивилизации. Так, например, авторы «Энума Ану Энлиль» полагали, что человеческая судьба — это выражение некоторой системы индивидуальных сил. Эти силы неподвластны человеческому контролю, но постичь их можно. Судьба человека определена действиями богов, и, если она начертана звездами, это объясняется в основном тем, что боги выбрали случайные участки космоса, чтобы записать свои мысли.

Фрасилл противостоял Тиберию с помощью власти совсем иной природы. Звезды говорили с ним так же, как и с каким-нибудь придворным астрологом, жившим за тысячу лет до этого. Но то были другие звезды. Никакие боги не оживляли движение Солнца вперед, никакие боги не вели Луну вокруг Земли. Боги и богини по-прежнему обитали в греческой и римской космологии, но теперь их нельзя было спросить или задобрить. И, несмотря на всю практическую пользу, они покинули астрологическую систему. Появилось нечто новое: пугающая и точная согласованность астрономической системы и человеческой жизни.