Книга Все мы оригиналы. Пипл больше не хавает - Сет Годин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно в такой точке развития и находится сегодня наша культура – в верху кривой. Конечно, будут и провалы, куда ж без этого. Не исключаю, что возможны какие-то сильные потрясения, из ряда вон выходящие события или даже революция, которая моментально низринет нас вниз, в стадо послушных нормальностей. Но что-то подсказывает мне, что если такое и случится, то просуществует недолго.
У массового телевидения тоже проблема с «жилплощадью». Эфирных каналов не так уж много, и подобно тому, как домовладелец на Юнион-сквер сдает свое здание в аренду сетевому ресторану, так и эфирное телевидение вынуждено ориентироваться на массовые программы.
Даже кабельное телевидение требует крупной аудитории. Food Channel с удовольствием транслирует программы о еде и питании, но вместе с тем изо всех сил старается угодить срединному большинству своей аудитории, а никак не маргиналам. А более всего телевизионщики стремятся к душевному комфорту, по каковой причине и предлагают тот же телеконтент, какой был вчера и какой будет завтра. Они не хотят лишиться симпатий своей аудитории (и рекламодателей), убаюканных этим ощущением незыблемости хода вещей и защищенности.
И не без причины спортивный канал ESPN поддерживает неизменный формат вещания. Все подвержено переменам, и сам спорт, и люди, но стоит увидеть знакомую картинку ESPN, и сразу чувствуешь себя комфортно, как дома.
Потому-то американцы и смотрят телевизор по 34 часа в неделю. Массовое зрелище в телевизоре помогает нам обрести душевный покой.
Зайдите в отель американского оператора в какой-нибудь далекой стране. Там в баре, позади барной стойки, на стене обязательно будет работающий телевизор. Держу пари, что он настроен на ESPN, и десятки людей с удовольствием смотрят его. Примерно так и выражается тоска по родине – в удовольствии смотреть на телеэкране, как знакомые спортсмены разыгрывают знакомую игру.
А Boingboing.net, основанный Марком Фрауэнфельдером, избрал себе другой курс. Стоит где-то появиться чему-то оригинальному, и его журналисты тут как тут. Что-то своеобразное? Отлично, берем. Если что-то новое – тоже берем. А если это провалится – да не беда.
Десять минут просмотра Boing Boing живо напоминают мне, что мир меняется, движется и причем все больше в сторону оригинальности. Это тонизирует. А десять минут просмотра ESPN неудержимо ввергают меня в сон.
Словом, первое – для созидателей, в ком кипит жажда творчества, а второе – для тех, кто превыше всего ставит душевный комфорт и защищенность (и не чужд ностальгии) – по крайней мере, сейчас.
(Но это ничего не значит: еще лет десять назад на ESPN смотрели как на сумасбродство телевизионных психов, и кто бы тогда рискнул доверить им рекламные доллары? Чувствуете? Срединное большинство продолжает таять.)
Издалека все выглядит более-менее одинаковым, различий не видно. Если перед вами стоит задача каждый год принимать в систему образования четыре миллиона новых школьников, у вас нет другого выхода, кроме как рассматривать всю эту массу с расстояния. Вблизи ее просто не охватишь взглядом, слишком велика.
Можно понять, отчего школьное руководство, авторы учебников, попечительские советы, секретариаты, ведающие приемом в школы, и все прочие, кто задействован в сфере образования, мягко говоря, завалены работой. Чтобы справиться с ней, они оптимизируют процесс, опираясь на критерии нормальности. Они словно бы отступают далеко-далеко, чтобы охватить взором целиком всю картину – всю ученическую массу, для которой нужно организовать учебный процесс.
Кто он такой, нормальный школьник, в их понимании? Симпатичная девчушка-заводила с приличной успеваемостью и некоторым интересом к факультативам и внеклассной работе – в той мере, чтобы считаться примером гармоничного развития личности. Или знаменитый на всю школу футболист, всеобщий любимец, который задает тон в своей тусовке и время от времени все же появляется на занятиях, чтобы не подавать дурного примера (однако поднимет на смех идею пожертвовать очередной вечеринкой, чтобы хорошо выучить урок). И вообще нормальный ученик, дисциплинированный и послушный, усердно постигающий знания и ответственно относящийся к учебе (впрочем, такой персонаж скорее из области фантастики, нежели из реальной жизни).
Всех прочих мы оцениваем, сравнивая, как с эталоном, с теми, кто соответствует понятию «нормальный». И заключаем, что чем они ближе к идеалу нормальности, тем меньше мер принуждения придется применять. Именно в расчете на нормальных школьников организован учебный процесс и ориентирована вся система образования. Естественно, мы делаем поблажки для особо одаренных (для тех, кто посещает специальные классы, кого особо отмечают при выпуске и с ходу приглашают на учебу в Массачусетский технологический институт), а также для детей с ограниченными возможностями (их либо игнорируют, либо берут на буксир, либо – что, кстати, бывает нечасто, но неизменно дает нам повод превознести свое благородство, – адаптируют к нормальной жизни).
Нормальной образовательной системе требуется ровно 12 лет, чтобы выковать из учащегося муниципальной школы нормального выпускника. В основу нормального образования положена стандартная учебная программа, одна на всех и со строго регламентированными темпами обучения. Попробуй-ка опередить программу, и учителя сразу занервничают: «Осади, малыш, куда это ты так разогнался?» А если сильно отстанешь от программы, тебя провалят на экзаменах и подвергнут «повторной обработке»: «Посиди-ка еще годок в этом классе, может, со второго раза осилишь».
Издалека эти четыре миллиона учащихся выглядят по большей части нормальными. Разумеется, более половины из них действительно соответствуют той «середине», на которую, собственно, и рассчитан процесс обучения. Их мы без особых хлопот обучаем, ставим хорошие оценки и переводим из класса в класс, т. е. двигаем дальше по отлаженной системе образования, не особенно вникая, кто они и чего хотят. Благодаря тому, что система отлажена, учителя могут уделять больше внимания смутьянам – тем, кто нарушает стройность процесса и сводит насмарку все их педагогические усилия.
Ребенок заторможенный или гиперактивный, как и девчонка-сорванец, которая требует, чтобы ее взяли в футбольную команду, – все это отклонения от нормы, нетипичные случаи, ненормальности и выкрутасы, которые должны быть изжиты.
Корпорации, когда набирают сотрудников, тоже стараются подыскать «нормальных». Так проще. Удобнее брать на работу и обучать тех, кто привык соблюдать установленные правила, потому что с ними не будет проблем. Они легко впишутся в коллектив, будут беспрекословно соблюдать инструкции и не позволят себе спорить с начальством.
Мы собираем детей, родителей, преподавателей и наставников под знамена борьбы за упрочение срединной массы с ее нормальностью. На проделки хулиганов – тех, кто не дает проходу и всячески отравляет жизнь одиночкам, геям, фантазерам, заумным очкарикам и ботаникам, – мы смотрим, как на детские шалости, за которые достаточно всего лишь пожурить: «Тише, ребятки, уймитесь!» Мы не возражаем, когда тренер не берет в команду ребят, у которых энтузиазма больше, чем спортивных талантов, отделываясь сентенцией: «Надо больше стараться». Мы набиваем в класс столько учеников, что учитель, в сущности, не имея другого выхода, сосредоточивает внимание на срединной массе и не желает возиться с отстающими, кому требуется больше времени для освоения материала.
