Книга Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати

1956 год стал переломным, как для Советского Союза, так и для советологов, вроде Бжезинского. В начале февраля Никита Хрущёв упрочил свою власть, выступив с так называемым секретным докладом, посвящённым «преступлениям сталинской эпохи», о чём вскоре стало известно всему миру. В том же году, под влиянием ветра перемен из Москвы, произошли попытки ослабить партийное влияние в Польше (первоначальная «Польская весна») и в Венгрии. И если волнения в Польше скоро сошли на нет, то новое партийное руководство Венгрии потребовало вывода советских войск, что в конечном итоге привело к советскому вторжению в начале ноября. События февраля 1956 и ноября 1956 года определили новые принципы советской политики, включая доминирующую роль Коммунистической партии Советского Союза (КПСС), как в самом СССР, так и за его пределами. (Помимо громких событий в том же 1956 году, всего лишь через два дня после доклада Хрущёва, была основана первая организация, позволившая исследователям посещать СССР: Межуниверситетский комитет по грантам на поездки – предшественник IREX [Совета по международным исследованиям и обменам][69]).

В том же 1956 году положение Бжезинского в советологии радикально изменилось после выхода двух книг, когда ему было всего лишь 28 лет. Первой стала дебютная монография Бжезинского «Постоянная чистка», другой – «Тоталитарная диктатура и автократия», написанная в соавторстве с научным руководителем Бжезинского, гарвардским исследователем Карлом Фридрихом, и основанная на предыдущих посвящённых тоталитаризму работах Фридриха.

Сам термин «тоталитаризм» относится к 1920-м годам, когда Бенито Муссолини использовал его для описания целей итальянской фашисткой партии. В 1930-х он изредка появлялся в академических исследованиях и других неакадемических публикациях, сравнивающих между собой Советский Союз Сталина, Италию Муссолини и Германию Гитлера. Но широкое распространение этот термин получил в начале 1950-х годов, в свете растущей «советской угрозы» – после советских испытаний ядерной бомбы, создания Китайской Народной Республики (оба события произошли осенью 1949 года) и после нападения Северной Кореи на своего южного соседа. Эти события создали благоприятную почву для восторженного принятия новаторской работы Ханны Арендт «Истоки тоталитаризма». Благодаря книге Арендт разработанная Франкфуртской школой критики концепция тоталитаризма как разновидности современного общества стала достоянием американской политологии с её основным вниманием к СССР. Арендт объясняла распространение тоталитаризма упадком социальных институтов девятнадцатого века, таких как национальные государства, политические партии и наследственные классы. В результате возникло современное массовое общество, плохо приспособленное для самоуправления, но обладающее новейшими технологиями обеспечения власти. При тоталитаризме индивиды полностью атомизируются, то есть лишаются связей друг с другом; государство не просто доминирует, но становится единственной силой, определяющей структуру общества. Исторический анализ Арендт не совсем соответствовал советским реалиям, но это не уменьшало интереса к книге и не лишало её актуальности[70].

Карл Фридрих, политолог немецкого происхождения, преподаватель Гарварда и приятель Арендт, предложил своё определение тоталитаризма, переформулировав некоторые её идеи так, чтобы они лучше соответствовали ситуации в СССР. В 1930-х годах Фридрих планировал заниматься сравнительным анализом нацистской и советской политических систем, но ему помешала Вторая мировая война[71]. В 1953 году он вернулся к этой теме, организовав для этого впечатляющую группу исследователей и интеллектуалов, которая по иронии судьбы собралась в тот самый день, когда американские газеты объявили о смерти Сталина[72]. Вступительный доклад, подготовленный Фридрихом для конференции и послуживший основой для последующих обсуждений, перечислял пять основных отличительных черт тоталитарных обществ: наличие официальной идеологии, наличие «единственной массовой партии верных последователей», монополия как на средства насилия, так и на средства массовой коммуникации, и «система террористического полицейского контроля». Вслед за Арендт и Франкфуртской школой Фридрих определял тоталитаризм как синдром современного общества. Но во многих отношениях он отходит от концепции Арендт: Фридрих делал упор на системе контроля, оставляя в стороне – по крайней мере, в своём докладе – вопрос атомизации и признавая возможность (хотя и маловероятную) «эволюции», тогда как Арендт в тоталитарном обществе не видела почти никаких возможностей для перемен[73].

Три года спустя, в 1956 году, после смерти Сталина и прихода к власти Хрущёва, Фридрих в своей совместной с Бжезинским работе придерживался тех же представлений о тоталитаризме; также казалось, что он нисколько не учёл критику, которой встретили его выступление на конференции 1953 года. «Тоталитарная диктатура и автократия» мало чем отличалась в своих положениях от первоначальной статьи: тоталитаризм толковался как явно современный феномен, принявший в межвоенную эпоху фундаментально схожие формы в Германии, Италии и СССР; пять признаков тоталитаризма остались неизменными, хотя к ним присоединился шестой: тотальный контроль над экономикой. В процессе работы Фридрих и Бжезинский отказались от концепции других политологов, согласно которой определяющую роль в тоталитарном обществе играет идеология, назвав ей не чем иным, как «банальным переложением некоторых традиционных идей, бессистемно распределённых таким образом, благодаря которому они лучшим образом воздействуют на слабые умы». Конституция и правительственные структуры – центральная тема прерванного довоенного проекта Фридриха – обладают «крайне незначительным влиянием». Об обществе, как таковом, нет и речи; единственным «оазисом в море тоталитарной атомизации»[74] остаётся семья. В той степени, в какой «Тоталитарная диктатура и автократия» отражает идеи Фридриха, она предполагает сближение с позицией Арендт по поводу атомизации, но сохраняет старые формулировки, несмотря на очевидные изменения в советской политике после смерти Сталина.