Книга Реверс жизни, или Исповедь миллиардера - Александр Кучаев

Выдавив из себя некое подобие улыбки, домоуправ поздоровался в ответ.

Они представились.

– Полина Смельчанова, – назвалась юная очаровательница и протянула ему руку.

– Полина Владимировна, значит, – сказал Гудимов, пожимая изящную женскую ладошку. Со слов Алексея Петровича, он знал, что горничная – дочка управляющего усадьбой.

– По батюшке – перебор. Лучше – Полина. А можно – Поля. Лады?

– Пусть будет лучше…

– А вас как по имени-отчеству?

– Николай Фомич, если вам угодно. А можно – дядя Коля. Так проще.

Ещё один ответный взгляд; он различил в её взоре всё то же озорство и сочувствие. Девушке же во встреченном прищуре прочитался лишь обычный мужской интерес, возникающий при виде симпатичной женской особы, тот самый, который ей приходилось «отшивать» тысячу раз на дню. И этот старый карась туда же, куда и все остальные ловеласы.

– Значит, студентка, комсомолка, спортсменка и просто красавица, – проговорил Гудимов, удерживая на лице изображение радости. – И ещё танцовщица вдобавок ко всему.

– Всё правильно, кроме комсомолки, – девушка обнажила ровные жемчужные зубки, вероятно, таким способом показывая видимость удовольствия от встречи. – К счастью, ни в каких партиях и иных политических организациях, в том числе и молодёжных, не состою.

– Я тоже… не состою.

– И вы тоже? – Едконькая ирония возобладала над улыбкой. – Как же так? Разве в вашем возрасте можно без политических партий?

– Да вот… Я просто живу.

– Понятно. Извините, мне продолжить надо, – юная Смельчанова вернулась к кастрюлям. – Я приготовлю вам суп харчо. Не возражаете, нет? Ещё будет плов моего собственного рецепта. Уверяю – это такая вкуснятина, язык проглотишь! Уж не сомневайтесь! Кроме того, немного винегрета, две порции – на сегодня и завтра. А здесь… – повариха открыла дверцу холодильника. – Здесь сыр, боквурст, всякая зелень – петрушка, укроп, сельдерей. И свежие фрукты из томаринского сада. А вот там – очищенные грецкие орехи. Об их пользе вы, наверное, наслышаны.

– Боквурст? Это что такое?

– Это варёно-копчёные сардельки. Перед употреблением надо разогреть в кипятке. Думаю, с разогревом вы справитесь.

Показывая, где и что лежит, девушка непрестанно поворачивалась к домоуправу, и каждый раз они обменивались взаимными оценивающими взглядами.

– Поля, вы больно-то не старайтесь, я и сам неплохо умею готовить.

– Умеете, говорите! А ваша левая рука? Вон какая она у вас «ленивая». Как вам осилить с одной правой? Знаете, меня сразу предупредили, поэтому… Я и сыр тонко нарежу.

– Ничего резать не надо, – в голосе домоуправа прозвучала едва уловимая твёрдость. – Тот, кто предупредил вашу милость, плохо знает меня или не знает совсем. Говорю, что сумею и сыр нарезать, и яичницу приготовить, и со многим другим справиться.

Обменявшись с девушкой ещё несколькими словами, Гудимов прошёл в свою комнату, оттуда – на веранду и там, расположившись в кресле, закурил. По дороге он заглянул в большое зеркало, висевшее в коридоре, и увидел в нём седого сухощавого старика с трёхдневной щетиной и взлохмаченной шевелюрой после ночного сна.

Да, старик… И не просто старик, а немощный старец. Это при его-то пятидесяти годочках! Что называется, приехали. Многим мужичкам в его возрасте не дают и сорока. А то и тридцати пяти.

– Не очень-то хороший вид у вас, господин домоуправ, – сказал он сам себе и мрачно насупился. Огромные клубы дыма выходили из него один за другим. – Можно даже сказать, что хуже некуда. Задрипанный какой-то вид. Девушке, наверное, противно было с вами разговаривать.

В кресле его забил глухой нескончаемый кашель, присущий многим заядлым курильщикам, с хрипами и долгими несмолкающими стонами в груди.

Лёгкие переполнены табачной сажей и никотином, потому и кашель. Да и откуда быть хорошему виду с такой гнилой чухалкой? Но отказаться от сигарет невозможно, исключено, это последняя радость для него; всё остальное в сем бренном мире – трын-трава, ничего не стоящее и не заслуживающее внимания.

Загасив окурок, Гудимов прошёл в ванную комнату и целый час полоскался под контрастным душем, пытаясь хоть как-то улучшить внутреннее равновесие и внешний вид.

Когда он вновь появился в кухонном помещении, перед Полиной Смельчановой предстал побритый, причёсанный и несколько посвежевший, но тем не менее всё тот же рано постаревший сухотелый мужчина весьма болезненной наружности.

Во второй половине дня, перед тем как покинуть Томарино, девушка записала номер телефона домоуправляющего.

– Позвоню, если надо будет, – пояснила она. – А вы скажете, что приготовить в следующий раз. И я подкуплю нужные продукты. Договорились?

– Конечно. Я подумаю, чем бы вас озадачить – как повара, разумеется.

Глава девятая

Констанца

Ночью, в минуты бодрствования, облик Полины Смельчановой периодически всплывал в сознании старого моряка. Её взгляд, выражение лица, мимика, за которыми угадывались плохо скрываемые жалость и сочувствие, были вполне понятны ему – подобные гримасы он, беспомощный калека, нередко встречал на улицах Петербурга.

Совсем не так смотрели на него представительницы прекрасного пола в былые времена, теперь уже далёкие-предалёкие. Образы смазливеньких коленопреклонённых дамочек и сеньорит, умолявших о внимании к себе, их страстные пылающие взоры проходили в памяти нескончаемой вереницей. Имена большинства «поросли травой забвения», но некоторые…

С Констанцей он познакомился в таверне «Пуэбло», что в Сан-Мигеле, пригороде Буэнос-Айреса.

Стояла страшная жара. В заведение штурман зашёл, чтобы только купить пачку сигарет и промочить глотку стаканчиком кашасы – белого полусладкого вина, – а затем продолжить путь в порт и подняться на борт «Посейдона», прибывшего в Аргентину с грузом электротехнического оборудования.

Молодая прехорошенькая дочь богатого скотовода из провинции Санта-Фе была одна с бокалом красного мальбека. Свободных мест было полно, но моряк попросил разрешения присесть за её столик.

Он был высок, строен, широк в плечах, от него веяло решительностью, силой и какой-то особой притягательной мужской магией.

Девушка благосклонно повела головкой сверху вниз. Они встретились взглядами, перемолвились несколькими словами на испанском, и этого хватило, чтобы их энергетические и психологические поля слились в единое целое.

Ночь молодые люди провели в дорогом отеле, где девушка сняла номер накануне. Ни до, ни после не доводилось Гудимову испытывать столь пылких и в то же время нежных объятий.

Констанца умоляла его остаться навсегда в Аргентине, говорила, что в их поместье – эстансии – для него непременно найдётся хорошая работа, они поженятся и будут жить в счастье и любви. Он отвечал, что подумает над её предложением, однако если и примет его, то не сегодня, так как дорожит своей морской службой.