Книга Российский бутерброд - Геннадий Смирнов

– Не надо до этого доводить! Ведь всё в Ваших силах! Несмотря на всеобщую «очарованость» постоянными заявлениями на всех уровнях о демократическом устройстве нашего общества, только безумец может в это верить. У нас эталон тоталитарного государства с авторитарной властью одного человека. – Зачернели на экране не совсем приятные, для гаранта Конституции, строчки. После секундной паузы появилось ехидное: – или двух?

Иван Иваныч, прочитав вопрос, якобы, не обратил на него внимания, а поэтому не счёл нужным отвечать оппоненту. Он только насупился и задумчиво посмотрел куда-то поверх монитора, в уже овладеваемое сумерками пространство кабинета и задумчиво повторил про себя: – или двух? Резко изменившаяся освещённость экрана, из-за появившейся на нём очередной порции текста, вывела хозяина кабинета из забытья и он, автоматически взглянув на экран, не вдаваясь в суть написанного, ответил сам себе, как ему казалось, окончательно и бесповоротно, – одного, только одного! И больше никаких двух! Свалив с плеч очередную гору сомнений, он всё же обратил внимание на электронное послание, продолжавшее убеждать его во всесильности, в нашем обществе, единовластия, способного в одночасье решить любые социально-политические и экономические вопросы, вплоть до смены ориентиров и идолов.

– Вы что же, предлагаете свержение существующего строя, а мне отводите роль лидера государственного переворота? – Совершенно нейтрально, несмотря на социальную остроту прочитанного, поинтересовался Иван Иваныч. То ли от усталости, то ли от того, что он в данный момент в очередной раз для себя всё решил, к происходящему вокруг он стал как-то безразличен. К тому же, им уже овладевала очередная идея, которую пока он не знал, как оформить для дальнейшей практической реализации. И этот процесс всё больше и больше занимал его, даже заменяя желание «бродить» по любимому интернету и общаться с блоггером. Он видел перед собой цель, хотя пути и способы её достижения были весьма туманны. Однако монитор не мог знать и чувствовать настроения собеседника, поэтому продолжал бесстрастно покрываться буквами, строчками и абзацами.

– Боже упаси! О каком свержении строя Вы говорите! Я же не предлагаю вам совершить очередную пролетарскую революцию или завтра объявить, что у нас началось строительство коммунизма. Свержение существующего строя, насколько я понимаю, должно сопровождаться сменой общественно-экономической формации или, по крайней мере, кардинальной сменой идеологии. На нашей с Вами памяти такое происходило в прошлом веке, в 1917 и в 1991 годах. Сейчас мы понимаем, что период между этими двумя датами показал нам несостоятельность, по крайней мере, в обозримом будущем, надежд некоторых вождей на построение коммунизма в отдельно взятой стране. Другого антипода этой утопии кроме капитализма, пока не придумали. Поэтому, коль я не призываю идти вперёд, к победе коммунизма, значит, меня вполне устраивает капитализм, следовательно, ни к какому свержению существующего строя я не призываю. Хотя, Ваши опасения мне понятны. Для вас там, наверху, от длительного сидения на одних и тех же местах, а самое главное, – от уверенности в преемственности и незыблемости вашей власти, давно сместились и перемешались приоритеты. Посему любая попытка призвать к порядку ту или иную высокопоставленную персону рассматривается не иначе, как покушение на государственное устройство. Точно такое же отношение и к реформам.

Какое-то время, вероятно, в ожидании реакции собеседника, экран оставался чистым. Иван Иваныч же, прочитав упоминание о реформах, вновь охладел к общению и сосредоточился на более важной, в данный конкретный исторический период, проблеме – реформировании общественных институтов с целью искоренения в них коррупции, бюрократии и безразличия. Одну немаловажную победу в рамках борьбы с этим вездесущим злом он уже одержал, переименовав милицию в полицию. Теперь перед ним стояла более сложная задача, – как назвать всё оставшееся: министерства и ведомства, госкорпорации, руководство регионов и так далее, до самого последнего главы самого зачуханного сельского поселения. Лучше дать им одно название на всех или каждому своё? Тоже вопрос не из простых. Наверное, одно имя на всех будет не совсем правильно. Скопом, говорят, и умирать не страшно, когда все вместе. Значит лучше, всё же, наречь каждого по отдельности, тогда больше бояться будут. Одна загвоздка, где столько названий набрать.

– Ну, сказанул! А интернет на что? – Внутренне улыбнулся он, приходя в хорошее расположение духа от осознания того, что часть задуманного уже практически сделана. Осталось совсем немного и задача, над которой билась ни одна верховная власть, будет решена. Повернувшись к монитору, Иван Иваныч намеревался, не мешкая, начать поиск, но, вдруг появившийся на экране текст полностью овладел его вниманием.

Беспристрастные строчки, отпечатанные казённым четырнадцатым шрифтом Times New Roman, предлагали ему беспроигрышный вариант победы на предстоящих выборах главы государства. Уже совершенно серьёзно, в отличие от предыдущих полушутливых предположений, утверждалось, что для этого необходимо действительно отречься от Партии из-за её деградации. Такой шаг непременно должен привести, исходя из неимоверной «любви» народа к руководящей и направляющей, к головокружительному росту популярности. Далее предлагалось два пути: либо идти на второй срок как независимый кандидат, либо сделать ставку на одну из оппозиционных политических сил. И всё. Впереди только победа и шесть лет полной независимости! Дочитав до конца эти, – как он их про себя назвал, – «Апрельские тезисы», Иван Иваныч кликнул «крестик» в правом верхнем углу экрана. Почему он выключил компьютер, не знает никто, даже он сам. Однако это было его решение, импульсивное, но, наверное, уместное. Какое-то время он ещё сидел лицом к монитору и, глядя в его черноту, представлял, как тот загадочный обобщённый блоггер суетился возле своего экрана, бессильно стуча по клавиатуре, не понимая, что произошло и не в состоянии что-то исправить. Эта картина, отчего-то, доставляла Иван Иванычу эстетическое удовольствие. Но вскоре он нажал нужную кнопку, и монитор спрятался внутрь малахитового столика. Минуту подумав, он ткнул пальцем в одну из многочисленных клавиш внутренней громкоговорящей связи.

Х

– Что с ним произошло? – Думал Василь Васильич об Иван Иваныче, сидя за столом в кабинете одной из своих загородных резиденций и рассматривая в окно, как рыжая, с белой грудкой, белочка скачет с ветки на ветку вековой ели. С каждым прыжком она приближалась к цели – аппетитным шишкам, гирляндами висящим почти на самой макушке покачивающегося от ветра дерева. – Вроде ветра особого нет, с чего бы качаться такой толстой ёлке? – Почему-то совершенно неожиданно пришло на ум. – Скорей всего это качается только верхушка, потому что довольно тонкая, само же дерево наверняка стоит, как вкопанное. Для подтверждения своего предположения Василь Васильич даже привстал и посмотрел сквозь тонированное стекло тройного стеклопакета на комель ели. – Ну да, стоит недвижимо, что с ней при таких корнях будет, – проговорил он, удовлетворённо опустившись в кресло и, продолжая смотреть в окно, повторил: – только верхушка. Белка продолжала не спеша подбираться к заманчиво шевелящимся на ветру шишкам, накручивая спирали вокруг мощного и прямого, как корабельная мачта, ствола, периодически пропадая из поля зрения, наблюдавшего за ней из окна кабинета, за густыми еловыми ветвями. Наконец зверёк достиг вожделенного лакомства и, примостившись на раскачивающейся макушке дерева, принялся добывать хлеб насущный.