Книга Российский бутерброд - Геннадий Смирнов

– Дело в том, что моё появление зависит от актуальности происходящих в обществе событий. – Отпечаталось на бело-лунном поле монитора.

– А что же сейчас у нас такого актуального произошло? – Схитрил сидящий перед экраном, ожидая прочитать на нём о своих заслугах в деле решения социально-политических и прочих вопросов. И, как ни странно, его ожидания почти оправдались.

– Разве не достойно внимания отрешение Михал Михалыча? Это, с Вашей стороны, безусловно, мужественный поступок. Но в этой связи есть один вопрос: «Неужели всего этого Вы не видели раньше?»

– Эх, тебя бы на моё место, – не задавал бы глупых вопросов. А ведь так хорошо начинал. – Мысленно отчитал Иван Иваныч собеседника, но сказал совершенно другое, вроде того, что раньше было рано, не хватало конкретных фактов и тому подобное, что, конечно, не удовлетворило оппонента, но он не стал настаивать на большем, понимая, что это бесполезно. Но уточнить кое-что не преминул, и на мониторе зачернело: – сейчас Вы будете чаще принимать самостоятельные решения?

– Что значит «сейчас»? – Раздражённо бросил Иван Иваныч. – Я никогда не был ограничен в своих действиях и всегда поступал так, как считал нужным.

– Жаль. Я, всё-таки, надеялся. – Появилось на экране, и Иван Иваныч мысленно обругал себя за неуместный эпатаж, к тому же не соответствующий действительности, который мог оборвать только что начатую беседу. Однако, он не оставил надежду на продолжение.

– Что вы имеете ввиду? – Уже с неподдельным интересом поинтересовался он у своего загадочного собеседника.

– Да какая теперь разница? – Прочитал Иван Иваныч, затем, после совсем короткой паузы, чуть не всё бело-лунное поле, с какой-то отчаянной решимостью, заполнилось чёрными строчками.

– Понимаете, раньше я надеялся, что всё происходящее с нами и вокруг нас, я имею ввиду народ, не является результатом Ваших решений, а если иногда это бывало не так, то делалось под давлением каких-то обстоятельств. Потому что вы, как мне казалось, не такой, как Ваш напарник по тандему, хотя в некоторых безобидных вещах стараетесь ему подражать. Создавалось впечатление, что Вы действительно искренне хотели многое изменить, но не всегда это у Вас получалось. В своём стремлении к скорейшему реформированию общественных институтов и построению действительно демократичного общества Вы, порой, проявляли такую нетерпеливость, что заставляли поверить себя и других в то, что изменив форму, автоматически изменится и содержание. Ведь это уже было, в прошлом веке, в 1917 году. Тогда тоже в одночасье объявили о строительстве социализма в отдельно взятой стране. На какие только этапы этот процесс потом не делили: строили социализм и в основном, и полностью, и окончательно, дошли до развитого социализма и даже вывели новую общность людей – советский народ. Но, к сожалению, и социализм, не говоря о коммунизме, так и не построили, и народ, несмотря на новое название, остался тем же. Скорей всего, наверное, народ остался тем же, поэтому ничего путного и не построили. Одно время я искал и даже находил признаки того, что Вы формально поддерживаете Партию. Я исходил из того, что по должности Вы обязаны поддерживать политическую организацию, позиционирующую себя как партия власти, на самом же деле её стиль и методы работы для Вас неприемлемы. На этом месте запись почему-то закончилась. Вероятно, автор обдумывал, что бы ещё поведать собеседнику о нём самом. Иван Иваныч воспользовался паузой и поинтересовался: – почему вы говорите обо мне в прошедшем времени? Я ведь, как бы, ещё, так сказать, при делах, – вроде шутя, закончил он. Почему-то, несмотря на не весьма лестные о себе отзывы, настроение его улучшилось. Он даже словил себя на мысли, что совершенно забыл об инциденте с Василь Васильичем, а когда вспомнил, то не придал этому никакого значения. Дальнейшие размышления прервала появившаяся на экране надпись с ответом на его вопрос. – Вы же сами сказали, что всегда принимали решения и поступали так, как считали нужным, а я, по своей доверчивости, считал, что это не всегда так. Поэтому все мои надежды относительно Вас остались в прошлом, отсюда и прошедшее время.

– Ну, давайте не будем абсолютизировать наши высказывания, – попытался нивелировать ситуацию Иван Иваныч.

– Что Вы имеете в виду? – Уже «поинтересовался» экран.

– Вы же не глупый э-э, – Иван Иваныч замялся, не зная, как лучше назвать собеседника. Но, так и не определив его, продолжил, – будем считать, что мы прекрасно друг друга поняли. Монитор несколько секунд оставался чистым, как будто молчал в знак согласия. Но в следующее мгновение, вне всякой связи с предыдущим «разговором» на экране появилась такая политическая ересь, прочитав которую Иван Иваныч так резко и далеко отскочил от монитора, как если бы оттуда выскочила рука в боксёрской перчатке и попыталась, каким-нибудь, прямым левой или правой, отправить его в нокаут. На самом деле монитор чернел несколькими строчками, спрашивающими Иван Иваныча, думал ли он когда-нибудь о том, чтобы отречься от Партии и проводить независимую политику, опираясь только на Конституцию. Тот, кто был по ту сторону экрана или внутри него, вероятно, понял по довольно длительному молчанию собеседника, что он выведен из равновесия заданным вопросом и вряд ли на него ответит, поэтому решил поразмышлять на эту тему сам. – Представляете, какой был бы фурор, если бы однажды утром, проснувшись, страна узнала, что её глава больше не считает какой-то исключительной, бывшей ещё вчера руководящей и направляющей силой, Партию. – С каким-то бесшабашным мальчишеским задором высветилось на мониторе. – Мне почему-то кажется, что начались бы народные гулянья. Что-то наподобие ещё советских первомайских демонстраций, – с разноцветными шариками, искусственными цветами, берёзовыми веточками с едва распустившимися, ещё липкими, листочками и прочими атрибутами всенародной радости и ликования того времени. Только сейчас, эти радость и ликования были бы абсолютно настоящими. Конечно, не все бы были охвачены эйфорией. Взять хотя бы Борис Борисыча, его, понятно, обратная трансформация из князи в… совершенно бы не обрадовала. Самое страшное для таких, как он и его коллег по убеждениям было бы даже не в этом, а в том, что совершенно не ясно, кто будет новым фаворитом, куда бежать и к кому примкнуть. Вот был бы шухер! Покруче Вавилонского столпотворения.

Иван Иваныч уже придвинулся к экрану и с интересом читал измышления, непонятно почему развеселившегося, собеседника. Он даже представил себе, как носятся по властным кабинетам обезумевшие взлохмаченные партийные функционеры и чиновники, «слышал» хлопанье дверей, надрывающиеся звонки «вертушек», шелест валяющихся на полу бумаг, затаптываемых тысячами ног, не замечающих среди этого всего бесхозную, пинаемую и, похоже, никому не нужную Её Величество Власть. Видение напоминало фильм о начале Великой Отечественной войны, точнее, кадры из него о поспешной эвакуации какого-нибудь райкома или обкома. – Действительно хаос, – задумчиво произнёс Иван Иваныч.

– Какой хаос? – Отпечаталось на экране.

– То, о чём вы говорите, вызовет неимоверный хаос.

– Почему? – Коротко поинтересовался монитор.

– Потому. – Так же коротко ответил Иван Иваныч, но немного подумал и добавил. – Потому что наступит политический ступор, временное безвластие. И он пересказал безмолвному собеседнику то, что представлял несколько секунд назад, читая его восторженные фантазии.