Книга Проклятие королей - Филиппа Грегори

Король кивает.

– Хотя бы так, – говорит он. – У меня хотя бы были эти годы с ней.

– Для вдовствующей принцессы это тоже тяжелая потеря, – осторожно замечаю я. – Королева была к ней очень добра.

Он следит за моим взглядом. Катерина сидит на почетном месте, но юные принцессы не беседуют с ней, как подобает с сестрой. Тринадцатилетняя Маргарет отвернулась и шепчется с маленькой Марией, голова к голове. Катерина одиноко смотрит на длинный стол, похоже, ее здесь едва терпят. Приглядевшись, я замечаю, что она бледна и взволнованна и поглядывает на Гарри, невидящими глазами уставившегося в тарелку, словно хочет поймать его взгляд.

– Каждый раз, как она является ко двору, она все прекраснее, – тихо произносит король, глядя на принцессу, не понимая, что это для меня как удар по больному месту. – Она становится настоящей красавицей. Всегда была милой девушкой, но теперь вырастает в удивительную молодую женщину.

– Так и есть, – сухо отвечаю я. – А когда состоится ее свадьба с принцем Гарри?

Он отводит взгляд, и от этого я содрогаюсь, словно в комнату вдруг ворвался ледяной ветер. Вид у короля плутоватый, как у Гарри, когда его застанут ворующим печенье на кухне, возбужденный и извиняющийся одновременно: он знает, что ведет себя плохо, надеется, что сможет всех очаровать и выпутаться, понимает, что никто ему ни в чем не откажет.

– Еще слишком рано.

Я вижу, что он решает не говорить, что вызвало у него улыбку.

– Слишком рано, чтобы говорить наверняка.

Миледи мать короля вызывает меня в свои покои, прежде чем мы с сэром Ричардом уедем в Стоуртон. У нее всегда толпятся жаждущие милости и помощи. Король стал накладывать суровые пени за мелкие проступки, и многие идут к Миледи за помилованием. Но она вместе с королем ведет королевские счетные книги и радуется прибылям от пеней, поэтому просители уходят ни с чем, многие – став еще беднее.

Миледи прекрасно понимает, что ее сын удержит Англию лишь в том случае, если сможет в любой миг выставить армию, а армии опустошают казну. Они с сыном постоянно работают на военную кубышку, собирают средства против восстания, которого боятся.

Миледи быстрым движением манит меня к себе, и ее дамы тактично поднимаются со своих мест и отходят, чтобы мы могли поговорить наедине.

– Вы были в замке Ладлоу с юной парой, принцем и принцессой? – спрашивает Миледи без долгих вступлений.

– Да.

– Вы обедали с ними каждый день?

– Почти каждый, меня не было в замке, когда они прибыли, но после я жила с ними.

– Вы видели их вместе, как мужа и жену.

Я с внезапным холодом понимаю, что не знаю, к чему клонит Миледи, и что она ни о чем не говорит просто так.

– Конечно.

– И вы никогда не видели ничего, что позволило бы вам предположить, что они не женаты и в помыслах, и на словах, и на деле.

Я колеблюсь.

– Я каждый вечер обедала с ними в большом зале. Я видела их на людях. На людях они казались любящей молодой парой, – говорю я.

Она молчит, ее взгляд, направленный мне в лицо, тверд, как кулак.

– Они были обвенчаны и делили ложе, – решительно произносит она. – Сомнений нет.

Я думаю об Артуре, который добился от принцессы обещания, данного умирающему, что она снова выйдет замуж и станет королевой Англии. Думаю, что такова была его воля и его задумка. Вспоминаю, что сделала бы ради него что угодно, и понимаю, что по-прежнему сделаю для него все.

– Конечно, я не могу знать, что происходило в спальне Ее Светлости, – говорю я. – Но она говорила мне и остальным, что брак не был завершен.

– Ах, вот как? – замечает Миледи, словно из чистого любопытства.

Я делаю глубокий вдох.

– Да.

– Зачем? – спрашивает она. – Зачем вы это говорите?

Я пытаюсь пожать плечами, но они не двигаются.

– Просто именно это я видела. И слышала.

Я пытаюсь говорить как ни в чем не бывало, но у меня перехватывает дыхание.

Миледи разворачивается ко мне с такой яростью, что я вздрагиваю при виде ее гневного лица.

– То, что вы видели! Что слышали! То, что вы придумали втроем: ее дуэнья, испанская инфанта и вы, три злые женщины, чтобы погубить мой дом и уничтожить моего сына! Я это знаю! Я знаю вас! Лучше бы она никогда сюда не приезжала! Она принесла нам только горе!

Воцаряется тишина, все смотрят на меня, в ужасе пытаясь понять, чем я так расстроила Миледи. Я падаю на колени, в ушах у меня стучит кровь.

– Простите меня, Ваша Светлость. Я ничего не сделала. Я никогда бы не стала ничего затевать против вас или вашего сына. Я не понимаю!

– Скажите мне только одно, – выплевывает она. – Вы ведь точно знаете, не так ли, что принц Артур и вдовствующая принцесса были любовниками? Вы видели безошибочные признаки того, что они делили ложе. Под вашей крышей его раз в неделю приводили к ней в спальню, разве нет? Я распорядилась об этом, и это ведь было исполнено? Или вы хотите сказать, что ослушались меня и их не сводили каждую неделю?

Я едва могу говорить.

– Ваша воля была исполнена, – шепчу я. – Разумеется, я вас послушалась. Его приводили в ее спальню каждую неделю.

– Итак, – говорит она, несколько успокоившись. – Итак. Это вы готовы признать. Он ходил к ней в спальню. Вы это знаете. Вы этого не отрицаете.

– Но я не могу сказать, были ли они любовниками, – говорю я.

Голос мой звучит так тихо, что я боюсь, что она меня не услышит и мне придется как-то набраться смелости и повторить сказанное.

Но слух у нее острый, она схватывает все на лету.

– Так вы на ее стороне, – произносит она. – Поддерживаете ее нелепое заявление, что ее супруг был бессилен в течение четырех месяцев брака. Хотя был молодым и здоровым, как и его жена. И она никому ничего не говорила в то время. Не жаловалась. Даже не упоминала ни о чем подобном.

Я обещала принцессе Катерине, что помогу ей, и теперь связана обещанием. Я любила Артура, я слышала, как он шептал: «Обещай!» Я стою на коленях, опустив голову, и молюсь, чтобы это испытание закончилось.

– Я не могу сказать, – повторяю я. – Она говорила, что никак не может носить дитя. Я так поняла, что они не были любовниками. Что они никогда ими не были.

Гнев Миледи прошел, кровь отливает от ее лица, его покрывает ледяная белизна, словно мать короля сейчас лишится чувств. Одна из дам делает шаг, чтобы поддержать ее, но отступает под гневным взглядом.

– Вы понимаете, что творите, Маргарет Поул? – спрашивает Миледи, и в голосе ее лед. – Вы в самом деле понимаете, что говорите?

Я сажусь на пятки, обнаруживая, что держу сложенные руки под подбородком, словно молю о пощаде. Я качаю головой: