Книга Головастик и святые - Андрей Филимонов

В общем, я даже обрадовался, когда за нами пришли. Ничего нет хуже тяжелых мыслей наутро стрелецкой казни.

С Кочерыжкой под руку, в белой рубахе и синем пиджаке, вышел я на крыльцо нашего домика, а во дворе уже топтался аншлаг. Увидев нас, люди сделали живой коридорчик в двадцать шагов. Идти было рядом. Мы как прикомандировались сюда восемь лет назад, так и живем возле школы. Расширяться незачем и не на что.

Кроме школьного здания, в деревне отсутствовал другой вариант, куда можно запихать всех желающих судить Головастика. Да и те втиснулись еле-еле, на вдохе. Для меня это, конечно, был минус: угорят без кислорода и потребуют кончать скорее.

– Открывайте, – говорю, – сволочи, окна.

– Что, – спрашивают, – в зобу дыханье сперло?

Никакой судейской коллегии они из себя не выбрали. Сидят безликой массой, я перед ними, как двоечник у школьной доски. Кочерыжка в углу притулилась, наособицу. В дверях и окнах топчутся крайние. Все ждут. Потом один нетерпеливый кричит: ну, давай уже, Головастик! Чего тебе давать? Оправдательную речь. Херня какая-то! Я еще не слышал обвинения. Ты не придуряйся, сам знаешь, в чем виноват. Ну, вы молодцы! Вы, ребята, самого Лаврентия Палыча Вышинского переплюнули! Он сейчас в аду обсирается, говном умывается, что не додумался до ваших методов. Ты не тяни козла за яйца. Говори, что хочешь. Мы тебя послушаем, потом – айда на речку, где водоворот. Я так не согласен. Самосуд без протокола вы могли учинить и на прошлой неделе. Ты еще не доволен, что тебе дали отсрочку? Говори, а то проломим башку, не отходя от кассы!

37

Хорошо, люди добрые, скажу. Но не из страха, что вы меня грохнете. Если бы я ссал ваших бицепсов, давно бы отсюда смотался и назад не вернулся. Я же возвращаюсь к вам, как бумеранг, хотя вы этого и не цените. Вас много, я один, Кочерыжка не в счет. Можете прихлопнуть меня, как муху, не приходя в сознание. Только я не муха, а овод. Запомните это и проснитесь! Включите мозги!

Тут мне кричат: выступай по делу! Разрешите спросить. Тебя, Трактор, или тебя, Мафусаил, в чем оно, дело? Наверное, вас сильно заботит приказ убираться с этой земли. Наша земля, как вы ее называете. Хорошо. Покажите мне бумагу, что она ваша. Есть доказательства? Что? Всегда тут жили! Всегда – это сколько? Тысячу лет, может быть? Тут неподалеку, в лесу, есть Царская могила. Кто в ней лежит? Председатель колхоза «Светлое бездорожье» или, может, твой прадедушка? А, Кончаловский? Вам – какая разница. Но я скажу, на всякий случай. Это остяцкий курган, века пятнадцатого или четырнадцатого. Археологи не дадут соврать. Да, ты верно кричишь: давно это было. Жили-были на этом берегу какие-то люди. Явились русские с предъявой: «Нам тут нравится, а вы идите на хер». Кто сказал правильно сделали? Молодец! Может быть, сейчас опять правильно сделали? Нет? Сейчас, значит, неправильно. А тогда правильно. Я правильно понял? Нет, я вас не путаю. Это называется логика. Вы хотите мне башку открутить, так дайте ей воспользоваться напоследок в свое удовольствие.

Вижу, однако, что вам не интересно быть героями древности. Скромность украшает деревенских целок. Хорошо, плюнем на историю, включаем машину времени. Двадцатый век, девяностые годы. Обанкротился колхоз. Амба, нет колхоза. Зато есть паи. Такие кусочки земли по пять гектар… Четыре и восемь? Спасибо за подсказку. Пай навечно выдан каждому члену колхоза. Всем, кроме меня, я ни при чем, в колхозе не был. А вы были? И что вы сделали с этим кусочком счастья, четыре целых восемь десятых га? Я не намекаю, а прямо говорю. Вы один за другим, первый был дед Герой – аплодисменты ему! – все отправились в район и сдали свои паи государству за семь тысяч рублей. Это же охрененные деньги! Телевизор можно купить! Хорошо, Седьмой в мир не верит, он в район не ездил. Сема спит и видит, как мы тут дружно галлюцинируем. Занесите поправку в протокол. Но в итоге, граждане, земля опять не ваша, и никакие романтические ля-ля всегда тут жили судом во внимание не принимаются.

Ах да, я забыл, что это вы меня судите, а не наоборот. Простите! Простите, люди добрые, что не хватал вас тогда за руки, не кричал, что вы идиоты, отдающие ни за грош единственное, что у вас есть ценного. Я понимаю, на самом деле вы тут все мудрецы, соль земли, ума палата. Только по вашим делам этого не скажешь, честное слово.

Не орите, граждане, исполните мою просьбу: не базлать, что бы я ни сказал. Думаю, вам полезно меня послушать.

Я ведь тут не за себя переживаю, а за вас. Если вы меня кинете в речную воронку, то себе же и сделаете хуже, потому что будут про вас говорить: послал им бог счастье, а они его утопили.

Поэтому защищаю себя ради вас, чтобы вам, сделав из меня жмурика, не оказаться в пролете. Где еще вы найдете другого такого, как я, который, смешно сказать, приставлен к вашей деревне, как к коню, большому и сильному, но одуревшему от безделья и нуждающемуся в том, чтобы его подгонял какой-нибудь овод?

Я присосался и пью вашу кровь? Не стыдно?! Ты зайди ко мне домой и пересчитай богачества, которые я тут насосал. Да если бы мы с Кочерыжкой на трассе в три смены отсасывали каждому говнюку, который едет в город продавать картошку, и то бы нажили капитал посолиднее.

Ничего у меня нет, даже правой руки. Но есть одна маленькая идея, как выручить вас из беды. Однако если вам это не интересно, то давайте закрывать собрание и пойдем на берег топиться.

Я направился к двери, плечами расталкивая это стадо козлобаранов. Но они сказали: тпру, зорька, стоять! И еще спросили, какого ляда я морочил им голову, имея в кармане план спасения. В эту минуту я почувствовал, что доверие коллектива в мой адрес помаленьку восстанавливается.

38. Рождение нового мира

Я виду не подавала, но вся тряслась, когда Вовка куражился перед толпой. Откуда мне было знать, что за козыри у него в рукаве? Шебутные чалдоны, вроде Володи, мелют языком только для отвода глаз, чтобы не выдать свою настоящую мысль. Остальные тихушники, которые рта не открывают, и непонятно, есть у них там вообще электричество, в черепной коробке? Но врезать могут и те и другие, причем внезапно, без объявления войны.

На том собрании мой красноречивый супруг довел мужиков до белого каления. Я уж думала – капец, сейчас начнется. Как вдруг он выкладывает план. Они, опа, и на жопу! Чё это мы, спрашивают, мертвые души? Вовка в ответ: а кто? Молодая гвардия? На себя посмотрите! Грубил прямо в лицо. А им это по кайфу. Они ведь почему бесились? Что никто не делает уважения. Бумажку прислали, и – досвидос! Мол, некогда с вами, быдлом, разговаривать? Они в отместку решили Вовку опустить. А он пошел в контратаку. Как давай хамить – как настоящая власть. Деревня сразу уши развесила – отец родной! Я думаю, любая умная власть на том держится, хоть президента, хоть кого. Сначала наорешь, а потом разрешишь делать то, что люди и так без тебя сделают. И люди довольны, и власть при делах.

Вот и наши односельчане, у них жопа к Бездорожной приросла, на ноги вставать в лом. Вовка говорит: нет проблем – прикинемся переехавшими, а сами останемся. Будем, говорит, жить, как завещал писатель Гоголь. Объяснил, собака начитанная, что в России по-прежнему дают живые деньги за мертвые души. Где-то в канцеляриях, говорит, будет валяться бумажка с рассказом о том, как наша деревня радостно погрузилась на баржу́ и отчалила в светлое будущее. Мы не против. Но пускай государство заплатит за эту фантазию. Покупают ведь люди газеты, когда хотят свежей лапши на уши, да?