Книга Граф де Шантелен - Жюль Верн

— Шевалье, — услышал он ее слова, — я очень беспокоилась, пока вас не было.

— А как она?

— Плачет так, что сердце разрывается, — последовал ответ.

— Проходите, господин граф, — произнес юноша.

Лестница заканчивалась дверью, из-под которой пробивалась полоска света. Шевалье широко раскрыл ее перед графом и произнес:

— Господин граф де Шантелен, вот моя сестра!

Прежде чем граф переступил порог, Кернан бросил быстрый взгляд в глубину комнаты, и… дикий крик радостного удивления вырвался из его груди.

Мари де Шантелен, его племянница, предстала перед ним. Она лежала на кровати без движения, но была жива! Жива!..

— Дитя мое! — вскричал граф.

— Ах! Отец мой! — воскликнула девушка, приподнимаясь с кровати и падая в его объятия.

Их чувства не поддавались описанию. Да и как можно передать то, что испытывали в этот момент отец и дочь? Они были словно в бреду. Кернан, расцеловав Мари, теперь плакал в углу комнаты. Шевалье де Треголан, сложив руки, с умилением взирал на эту сцену.

Вдруг Мари вскрикнула: страшная догадка всплыла в ее памяти.

— Моя мать?! — вырвалось у нее.

Она еще не знала, что графиня скончалась в часовне замка.

Граф молча показал на небо, и Мари, почти лишившись чувств, снова упала на кровать.

— Дитя мое! Дитя мое! — бросился он к дочери.

— Не путайтесь, мой господин, — сказал Кернан, приподнимая голову девушки, — это кризис, он скоро пройдет.

Действительно, через несколько мгновений сознание вернулось к ней, и слезы хлынули ручьем. Наконец ее рыдания стихли, и граф спросил:

— Но что за чудо избавило тебя от смерти, дитя мое?

— Сама не знаю, отец! Я находилась почти без сознания, когда меня втащили на эшафот. Потом я ничего не видела и не слышала. И вот я здесь!

— Тогда расскажите вы, господин де Треголан! Расскажите вы!

— Господин граф, — ответил шевалье, — мою сестру бросили в тюрьмы Кемпера. В отчаянии я поспешил в Париж и после долгих просьб добился приказа о ее помиловании. Его подписал Кутон, которому наша семья в прошлом оказала одну услугу. Я бросился в Кемпер, но, несмотря на все мои усилия, приехал слишком поздно!

— Слишком поздно?

— Первое, что я увидел, — продолжал шевалье сквозь рыдания, — голову своей сестры, покатившуюся с эшафота!

— О! О! — Граф взволнованно схватил руку юноши.

— Как я сам не свалился замертво? Как не закричал? Как не потребовал вернуть мне ту, чья жизнь находилась в моих руках? Я не в силах этого объяснить. Но Господь — и я благодарен ему за это — вдруг послал мне счастливую мысль. Все несчастные в глазах палачей были на одно лицо, те даже не знали своих жертв! И вот, в тот момент, когда палач взошел на эшафот, держа на руках потерявшую сознание мадемуазель де Шантелен, я выбежал вперед и, сделав нечеловеческое усилие, закричал: «Помилование! Помилование для моей сестры!» И им не оставалось ничего другого, как отдать ее мне, а я перенес ее в дом этой доброй женщины. Вот почему вы видели меня на могиле той, с кем мне больше не суждено встретиться.

Граф опустился на колени перед юношей.

— Сын мой! — промолвил он.

Кернан, обхватив ноги шевалье, плакал навзрыд.

Глава VIII БЕГСТВО

Можно представить, какую ночь провел граф возле своей дочери, чудом избежавшей смерти. И хотя свидание с ней разбередило еще свежую рану — смерть графини, этой святой и мученицы, — боль утраты заглушалась неизъяснимой радостью. Какие только молитвы не возносил он к небесам! Одни — за упокой своей жены, другие — за здравие своей дочери.

Кернан же обратился к юноше со словами:

— Господин шевалье, отныне я — ваш преданный пес; вся моя кровь не стоит того, что вы сделали для нас.

Бедный юноша! Он не мог разделить с новыми друзьями их радость, ведь за нее заплатила жизнью его сестра!

Наступило утро, и Кернан занялся самыми неотложными делами. Чтобы не подвергать опасности жилище, приютившее их, друзья решили как можно скорее уехать из Кемпера, и Кернану не оставалось ничего другого, как отложить исполнение своих планов мести Карвалю: прежде всего следовало подумать о спасении Мари.

— Господин граф, — сказал шевалье де Треголан, — я подготовил все заранее для того, чтобы спрятать сестру в рыбацкой хижине в деревушке Дуарнене. Как вы посмотрите на то, чтобы дождаться там лучших времен или возможности покинуть Францию?

Граф взглянул на Кернана.

— Идем в Дуарнене, — ответил тот. — Мысль неплоха, и если мы не сможем найти судно, то спрячемся так, что никто и не заподозрит нашего присутствия.

— Не стоит терять ни секунды, надо отправляться сегодня, же утром, — сказал шевалье, — необходимо как можно скорее доставить мадемуазель де Шантелен в надежное место.

— Но сможем ли мы остаться в Дуарнене, не вызвав подозрений?

— О да! Там живет наш старый слуга, добряк Локмайе. Он рыбак и с радостью приютит нас в своей хижине. Мы поживем там, пока не представится возможность уехать из страны.

— Пусть будет так, — согласился Кернан. — И не станем терять времени. До Дуарнене всего пять лье, мы сможем добраться туда к вечеру.

Граф одобрил этот план. Он страстно желал, чтобы бедная девушка как можно скорее обрела покой, в котором она так нуждалась. Но он видел, что его дочь еще очень слаба, и опасался, что она не осилит всех трудностей пути. Перед глазами Мари все время представали картины казни так ясно, что сознание вновь почти оставляло ее. Девушка вздрагивала при малейшем шорохе; ей казалось, что палачи каждую минуту могут вернуться за ней. Однако ласки отца и Кернана придали ей сил, и она объявила, что готова идти навстречу любым опасностям, лишь бы вырваться из этого города, который оставил в ее памяти такие страшные воспоминания. Теперь следовало позаботиться об одежде.

Хозяйка дома, которую граф горячо благодарил за ее доброту, принесла одежду крестьянки. Девушка, оставшись наедине со своей благодетельницей, облачилась в новый наряд, призванный скрыть Мари де Шантелен от посторонних глаз. Отныне на ней были красные чулки, протертые от частой стирки, полосатая шерстяная юбка и передник из грубого полотна, охватывающий всю ее фигурку.

Мари де Шантелен шел восемнадцатый год. Своими кроткими голубыми глазами, теперь покрасневшими от слез, очаровательным ротиком, который уже пытался улыбнуться, она очень походила на отца. То, что ей пришлось вынести во время тюремного заключения, очень изменило ее, но внимательный наблюдатель сразу заметил бы истинную красоту девушки. Остатки белокурых волос, остриженных рукой палача, она спрятала под чепцом, по местному обычаю глубоко надев его на голову. Передник, прикрывавший корсаж, удерживался на лямках, подколотых большими булавками. Белые руки Мари натерли землей, чтобы придать им более естественный оттенок. В таком виде она стала неузнаваема для всех, в том числе и для Карваля — ее злейшего врага.