Книга Шипы и розы - Люси Рэдкомб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стюарт, не горячись, — попыталась утихомирить его она.
— Это ты мне?
— Наше положение и без того достаточно сложное, чтобы еще сильнее усугублять его…
— Элементами интимности? — подсказал Стюарт.
— Вот именно.
— Значит, мысль о близости со мной оставляет тебя равнодушной?
— Это не совсем так, — призналась Розлин, избегая его проницательного взгляда.
— Тогда как?
Черт бы побрал этого Стюарта с его настойчивостью! — мысленно выругалась Розлин.
— Почему ты не можешь оставить меня в покое?
— Об этом я как-то не подумал.
Разве что в мечтах, с горечью подумала Розлин. Не может быть, чтобы в глубине души он не бунтовал против так неожиданно навязанной ему роли.
— Ты планируешь для себя девять месяцев воздержания? — поинтересовался Стюарт, который разглядывал ее, качаясь на стуле.
Похоже, само это предположение его забавляет, с негодованием подумала Розлин.
— А что, ты предлагаешь мне дать объявление в газету? «Жизнерадостная беременная рыжеволосая женщина с хорошо развитым чувством юмора ищет пылкого отзывчивого мужчину». — Улыбка сползла с ее лица, и в голосе появились жесткие нотки. — Очнись, Стюарт. Как ты думаешь, сколько откликов получила бы я на подобное объявление?
— Думаю, ты бы удивилась, узнав, как много мужчин находят привлекательным все, что связанно с деторождением.
— Хочешь сказать, что объявления о знакомствах читают всякие чудаки?
— Не чудаки, а одинокие люди. У меня лично мысль о беременности не вызывает отвращения. Может, ты и меня запишешь в чудаки?
— Ты совсем другое дело.
Неужели Стюарт ждет, что она поверит, будто может казаться ему привлекательной и тогда, когда от ее талии останется лишь воспоминание? Впрочем, похоже, он говорит искренне… Его слова прозвучали не просто убедительно. Розлин вынуждена была признать, что они ее даже возбудили.
— Конечно, — согласился он. — Я ведь отец твоего ребенка, хотя ты, судя по всему, предпочитаешь об этом забыть.
— Стюарт, не надо делать мне одолжение. Твоя работа закончилась три месяца назад.
— Работа? Насколько я помню, это было скорее удовольствие. — Густые ресницы снова скрыли выражение его глаз. — Ты ведь и сейчас об этом думаешь. — Это был не вопрос, а утверждение. Стюарт понизил голос почти до шепота, и это действовало на Розлин, как прикосновение бархата к коже. — И не качай головой. Я по твоему лицу вижу, что это так. Скажи, а ты и под одеждой покраснела? Честное слово, хотелось бы посмотреть, так ли это!
— Не смей говорить мне такие вещи! — В голосе Розлин послышались нотки отчаяния. Она мысленно проклинала свою светлую кожу, которая всегда служила четким барометром ее внутреннего состояния. — Это… это неприлично, — наконец нашлась она и, увидев, что он только расхохотался, обиженно поджала губы. — Ты просто хочешь загнать меня в угол и заставить принять твои условия.
— Теперь больше нет тебя и меня, — просто сказал Стюарт. — Есть мы.
— Я чувствую, что сейчас с тобой бесполезно спорить. — Розлин всмотрелась в его решительное лицо. — Ты просто невозможен!
— Но довольно мил.
Она закрыла глаза. Будь он просто «милым», у нее, возможно, еще были бы шансы устоять… Как это она раньше не замечала, что Стюарт Роули — самый привлекательный из мужчин, которых ей когда-либо доводилось встречать? Он придал самому понятию «мужественность» новый смысл. Нет, он не «мил», он просто неотразим.
— Ты серьезно считаешь, что беременная женщина может быть привлекательной? — спросила Розлин, не сдержав любопытства.
— Ты говоришь так, как будто я какой-то извращенец. — Заметив ее смущение, Стюарт рассмеялся. — Не знаю, что тебя так удивляет. Вынашивание ребенка — это женская тайна, и вполне естественно, что она интригует мужчин. Думаю, именно поэтому они всегда предпочитают девочкам женщин. В материнстве есть… даже не знаю, как это объяснить… что-то земное, чувственное…
Все ее тело немедленно откликнулось на эти слова, и по коже пробежали мурашки.
— Ты хочешь сказать, что женщина должна вынашивать детей, чтобы доказать свою женственность?
— Наверное, тут нельзя ничего обобщать, — заметил он. — У всех бывает по-разному…
Невысказанное приглашение, прозвучавшее в его голосе, вызвало у Розлин внезапное желание забыть об осторожности и самоуважении. Желание почти парализовало ее, руки и ноги покалывало.
И так подействовал на меня всего лишь его голос! — ужаснулась она. Это просто какое-то безумие! Нужно срочно что-то предпринять, чтобы стряхнуть это наваждение, пока дело не зашло слишком далеко.
— Тебе помочь сложить вещи для Элли? — попыталась она отвлечься от этих мыслей.
— Помоги. — Стюарт многозначительно помолчал. — Если это именно то, чего ты хочешь.
Его лицо помрачнело.
Дело не во мне, сказала себе Розлин, он просто хочет покрепче привязать к себе мать своего будущего ребенка.
— А что мы скажем твоей матери, когда в конце концов прекратим нашу игру? — поинтересовалась она. — Или так далеко ты еще не загадывал?
— Можно подумать, что тебе отвратительна мысль о моем прикосновении или мы физически несовместимы, — тихо произнес он и подошел к ней сзади.
Обостренно ощущая его близость, Розлин заметила, что дрожит, и ей показалось, что он намеренно провоцирует ее.
— Не думаю, что это удачное объяснение, — пробормотала она.
— Но зато правдивое, — сказал Стюарт и наклонился вперед.
Розлин почувствовала на своей щеке его теплое дыхание, повернулась кругом, и ее лицо оказалось на уровне его груди.
— Ты переспал со мной из жалости, а теперь у нас будет ребенок, — привела она свой последний аргумент. — Я не собираюсь усугублять положение, выходя за тебя замуж, как бы ни хотела…
Розлин замолчала и мысленно ужаснулась. Она чуть было не ляпнула: «прикасаться к тебе, пробовать тебя на вкус, чувствовать, что твое тело становится частью моего»!
— Зато теперь нам можно не беспокоиться, что ты забеременеешь.
Она потрясенно заглянула в его глаза и встретила пылающий желанием взгляд.
— Ты меня не понял, — начала она дрожащим голосом.
Стюарт покачал головой.
— Кстати, о недопонимании… — Он погрузил пальцы в густую массу ее рыжих кудрей, и, когда его пальцы коснулись ее шеи, с губ Розлин сорвался слабый вздох. — Я спал с тобой вовсе не из жалости.
Она непроизвольно запрокинула голову.
— Ну, может, жалость — не совсем подходящее слово, — пролепетала она.
— Совсем не подходящее, — уточнил он, беря ее за подбородок.