Книга Золото богов - Артур Рив

Кеннеди вдруг покачнулся, и я подхватил его под локоть.

– Выкладывай, что случилось! – потребовал я. – Здесь кто-нибудь был с тех пор, как мы с Лесли ушли?

– Ни души, – ответил мой друг, высвобождая локоть из моей хватки.

Потом он вдруг начал разминать руки и плечи, словно пытался избавиться от некоего невидимого веса, давящего на грудь.

– А зачем тебе понадобился кислород? – подозрительно осведомился я.

Снова отмахнувшись от меня, сыщик повернулся к Лесли:

– Это было не обычное удушье, доктор.

Коронер кивнул.

– Это-то я понимаю… – начал он.

– В данном случае, – перебил его Крэг, – мы имеем дело с одним из самых коварных из всех известных человеку ядов. Мендоза мог бы умереть, даже если бы яд был введен через царапинку, совершенно не похожую на его ужасную рану, и в количествах столь малых, что капля яда уместилась бы на кончике скальпеля или иглы. Эффект был бы точно таким же. Но, поскольку в кровь попало больше яда, обнаружить его оказалось куда проще. Заметьте – ранение, которое само по себе могло бы послужить причиной смерти, нанесли столько времени назад, что запах яда успел улетучиться. И все-таки яд был, и ничто в мире не могло спасти отравленного им человека.

Детектив помолчал, переводя дыхание. Мы с Лесли напряженно ждали.

– Яд, который я обнаружил, воздействует на мышцы и нервы. Он вызывает полный паралич, но без потери сознания. Отравленный до самого конца дышит, все понимает, и кровообращение его не нарушается. Похоже, это один из самых сильных препаратов, о которых я когда-либо слышал. Будучи введен даже в микроскопической дозе, он в конце концов вызывает смерть от удушья благодаря параличу дыхательных мышц. Вот что ввело вас в заблуждение – асфиксия, Лесли.

Кеннеди открыл ящик на столе и вынул оттуда белую мышку.

– Позвольте проиллюстрировать мое открытие, – сказал он. – Вот я ввожу немного сыворотки крови убитого человека этой мыши.

Он взял шприц и ввел зверушке набранную жидкость. Мышь даже не вздрогнула, так легки были его движения. Но прямо на наших глазах жизнь животного как будто начала угасать – без боли и без борьбы. Вскоре дыхание грызуна просто остановилось.

Потом сыщик взял тыквенную бутыль, которую мы привезли из музея, и соскоблил ножом с выемок на ее боках чуть-чуть черного вещества, похожего на лакрицу. Растворив вещество в спирте, он сделал инъекцию второй мышке. Эффект был точно таким же, как после введения сыворотки крови.

Я молча наблюдал за действиями Крэга, а доктор Лесли задал вопрос:

– Мы видели, что первая мышь погибла при тех же внешних симптомах, что и вторая, но как вы докажете, что яд в обоих случаях был одним и тем же? А если он и был одним и тем же, как вы докажете, что он действует на человека так же, как и на мышей, и что в крови Мендозы его было достаточно, чтобы убить? Не обессудьте, но я хочу развеять последние сомнения.

Не помню, чтобы Крэг когда-нибудь пугал меня так, как сейчас, когда он негромко ответил коронеру:

– Я извлек яд из крови, стерилизовал и испытал на себе самом.

На миг я просто лишился дара речи. А потом вскричал:

– Так вот что произошло? Ты ввел себе яд?!

Он спокойно кивнул.

– Ты спятил?..

– Ничуть, – ответил мой друг. – Я был предельно осторожен, проводя этот, смею сказать, необходимый эксперимент.

– Необходимый эксперимент…

Мне снова отказал язык. А Кеннеди все так же невозмутимо продолжал:

– Мне удалось извлечь из образцов крови шесть сантиграммов яда. Практически неизвестного яда. Мне требовалось узнать, как он воздействует на организм человека. Что мне еще оставалось делать? Испытать его на ком-нибудь другом?

– Боже всемогущий! – выдохнул Лесли. – И вы ввели его себе, сидя тут в полном одиночестве!

– Вы бы не позволили мне это сделать, если бы я не избавился от вас, – улыбнулся детектив.

Мне захотелось его убить.

Коронер покачал головой.

– Одно дело – испытать яд на мыши, совсем другое – превратить себя в подопытную мышь! – воскликнул он. – Нужно отдать вам должное, опыт прошел успешно, но я бы никогда не рискнул такое проделать.

Кеннеди засмеялся.

– Я начал с двух сантиграммов, то есть с умеренной дозы, – заявил он, – введенных в правую руку подкожно. Потом медленно увеличил дозу до трех сантиграммов и, наконец, – до четырех.

– Это неслыханно! – рявкнул я, и Крэг успокаивающе положил руку мне на плечо.

– Как видишь, я уже оправился от действия яда, так что доза была не смертельной. Сперва я не чувствовал никаких серьезных результатов инъекции – только легкое головокружение и апатию. Потом началась сильная головная боль…

– Бог ты мой! – прорычал я. – И тебе этого показалось мало?!

– Пять сантиграммов значительно изменили ситуацию, – увлеченно продолжал этот невероятный человек, не обратив внимания на мой вопрос. – Апатия, вялость и головокружение стали куда ощутимее. Введя же себе шесть сантиграммов – то есть всю дозу, которую я извлек из образцов крови…

– Что-о?!

– …Я пережил самый сильный в жизни испуг – буквально за несколько минут перед тем, как вы вошли в лабораторию.

Мы с доктором Лесли потрясенно переглянулись, не зная, восхищаться или ужасаться этим одержимым поисками истины следователем.

– Может, я поступил недостаточно мудро, введя себе такую большую дозу в тот день, когда и без того был не в форме из-за напряженной работы над расследованием этого дела… – добавил Кеннеди.

– Недостаточно мудро? Ты так думаешь?

Крэг обратил внимания на мой сарказм не больше, чем на мое возмущение.

– …Но, как бы то ни было, лишний сантиграмм дал настолько сильный результат, что мне подумалось: именно шесть сантиграммов и требовалось, чтобы мои эксперименты прекратились навеки.

На этот раз я не нашел нужных слов.

– Спустя три минуты после инъекции, – продолжал мой товарищ, – головокружение так усилилось, что я не смог ходить. Еще через минуту я стал быстро впадать в апатию и дышал так, что мне стало ясно: мне конец, если я не буду двигаться. Ходить, размахивать руками, все что угодно, лишь бы двигаться. Мои легкие словно склеились, мышцы груди отказывались работать. Все плыло у меня перед глазами, и вскоре я перестал бродить и схватился за край стола, чтобы не упасть. Тут я вспомнил о баллоне с кислородом и ухитрился добраться до него и включить. Мне показалось, что я провел целые часы, судорожно вдыхая воздух. Я словно пил его большими глотками. Это напомнило мне о пережитом в ниагарской Пещере Ветров, где воды в атмосфере больше, чем воздуха. Однако, когда я взглянул на часы, выяснилось, что самое худшее длилось всего минут двадцать. И все-таки эти минуты я никогда не забуду. Мой вам совет, Лесли, – если вы когда-нибудь будете так глупы, что попытаетесь повторить мой эксперимент, не превышайте дозу в пять сантиграммов.