Книга Долгий уик-энд - Вероника Генри

– Чем она занимается?

– Наукой. Мама физик. Понятия не имею, чем конкретно она занимается. Ее ума я не унаследовала. И папиного тоже. Кажется, они во мне разочарованы.

– Печально.

– Я свыклась. – Клэр пожала плечами. – Они меня не достают, не ругают…

– Ага…

– Просто… не особенно мной интересуются.

– Это неправильно – заводить детей, а потом ими не интересоваться. – Ник остановился. – Как можно не интересоваться тобой?

Сердце Клэр начало подтаивать – медленно-медленно, как мороженое, которое не торопятся съесть.

– Они у тебя такие… – Ник поморщился.

– Скучные? – рассмеялась она. – Слышал бы ты их оживленные прения по квантовой физике!

– А тебе неинтересно?

– Мне? Нет. Родители, конечно, не в восторге. Но, как говорит папа: «Привести девочку в науку можно, а заставить ее думать – нельзя».

– Ужас. – На лице Ника проступило отвращение. – Меня с ними лучше не знакомить.

– Не так уж все и плохо. Они разрешают мне жить своей жизнью. Это классно.

– Да, но… одиноко.

Клэр рассердилась. Наверное, она нарисовала слишком мрачную картинку. Мрачнее, чем есть на самом деле.

– Нет-нет. Я не одинока, правда. Родители меня любят. А я люблю их.

– Хорошо.

– А вид у меня немножко потерянный потому, что все мои друзья остались в другом городе. Здесь я никого не знаю.

Они подошли к сияющей огнями вилле. На дорогу лилась громкая музыка. Клэр остановилась, ее вдруг охватила нервная дрожь.

Ник взял спутницу за руку.

– Ты что? Не волнуйся. После сегодняшней тусовки у тебя появится столько друзей, что ты не будешь знать, куда их деть.

У Клэр пересохло во рту. Зачем она пошла? Будь у нее хоть малейшая возможность, она рванула бы сейчас босиком, поджав хвост, назад по дороге – к маме с папой. Плюхнулась бы на диван, включила древний телевизор, приготовила бы родителям чай, распотрошила бы коробку с печеньем…

– Пошли.

Ник чувствовал волнение Клэр и опасался, как бы она не сбежала. Пока он вел гостью по мостику, та собиралась с духом. Внизу кружила водоворотами река – темная, холодная, страшная. Доносился шум мельничного колеса, методично рассекающего воду. Ник открыл входную дверь, завел Клэр в холл – здесь легко поместились бы две прихожих из ее собственного домика, – оттуда на кухню.

Здесь царила неразбериха. Настоящий бедлам. Человек тридцать одновременно болтали, смеялись, пили. Посреди стола какая-то девушка в короткой пышной юбке черного цвета и длинных черных же сапогах танцевала импровизированное фламенко под перебор испанской гитары, льющийся из музыкального центра; волосы танцовщицы вызывающе откидывались то за спину, то вперед, на лицо. В огромном кресле восседала женщина рубенсовских пропорций, укачивала ребенка – тот радостно сучил ножками, не обращая внимания ни на шум, ни на поздний час. Над столом висела клетка, в ней оранжевая канарейка самозабвенно пела песню. Раздвижные стеклянные двери на дальней стене открывались в сад, где подсвеченная фонариками дорожка вела к реке. На веранде толклись еще люди – смеялись, пили, танцевали.

А в эпицентре всей этой суматохи находилась самая прекрасная женщина в мире. Миниатюрная, хрупкая блондинка с короткой взлохмаченной стрижкой, облаченная в платье холодного синего цвета, звеня множеством серебряных браслетов, порхала от одного гостя к другому. Ник взял Клэр за руку и стал проталкиваться к красавице.

– Моя мама. – Он подхватил с подноса бокал шампанского, протянул спутнице. – Мама, это та самая Клэр, о которой я тебе рассказывал. Клэр, познакомься с Изабель.

Женщина обернулась, и на Клэр взглянули глаза, оттенком в точности повторяющие ледяную синеву ее платья. Только холодными они не были. Глаза Изабель Барнс напоминали залитый ласковым солнцем фьорд – яркие, прозрачные, лучистые. Она раскинула руки и неожиданно привлекла гостью к себе. Клэр не привыкла к объятиям, ее родители никогда так не проявляли своих чувств. В другой ситуации она от подобной фамильярности опешила бы, но в Изабель было столько сердечности и тепла, что Клэр просто растворилась в ее объятиях, вдыхая аромат фиалок. Тот же аромат, что и на платье, надетом на нее саму.

– Ник сказал, ты отругала моих мальчишек за то, что они перебегали железнодорожный переезд?

Голос у нее оказался на удивление глубоким для такого изящного создания; говорила она протяжно, как певица Марианна Фейтфулл.

Клэр залилась румянцем. Неужели Изабель – одна из тех мамочек-наседок, которые не любят, чтобы другие одергивали их отпрысков?

– Это опасно.

– Очень опасно! Я их не раз предупреждала. Ты молодец. – Изабель с нежным упреком закатила глаза к потолку. – Интересно, они когда-нибудь повзрослеют?

Несмотря на эти слова, Клэр ясно поняла: Изабель в сыновьях души не чает. Они и правда замечательные. Устоять перед обаятельной троицей невозможно. Долговязый и неуклюжий Недоросль, невысокий худощавый Феликс, крепыш Ник… Они – единое целое, как три мушкетера, но каждый из них – яркая личность. Между братьями существовало четкое распределение ролей: Феликс – мыслитель, Недоросль – шутник, Ник – миролюбивый посредник.

Изабель, продолжая обнимать гостью за плечи, внимательно ее рассматривала.

– Ник говорил, ты – красавица. – Клэр вздрогнула. Никто никогда так ее не называл. – Он прав. Изумительная красавица.

Изабель погладила Клэр по щеке, словно желая удостовериться, что перед ней – живой, дышащий человек; одобрительно кивнула и уплыла навстречу другим гостям. Людей, похоже, все прибавлялось, несмотря на поздний час: время шло к полуночи. Ник куда-то исчез – познакомил Клэр с матерью и растворился в толпе. Клэр неожиданно растерялась – и от внимания Изабель, и от своего одиночества посреди моря незнакомцев, – и жадно глотнула шампанского. Она не создана для таких вечеринок. Должно быть, ее привели сюда в качестве новой игрушки. Диковины, на которую станут все глазеть. Лекарства от деревенской скуки.

Пожалуй, лучше потихоньку уйти. Никто ведь не заметит, если она выскользнет из дома через парадную дверь. А платье сунет завтра в почтовый ящик…

Сзади по талии скользнули чьи-то руки, теплые губы зарылись ей в волосы – и мир вокруг исчез. Клэр не повернула головы, она и так знала, что это Ник. Он скрестил ладони у нее на животе. Сердце подпрыгнуло и перевернулось – раз, другой, – как жизнерадостный карапуз, только что научившийся кувыркаться.

– Пойдем потанцуем, – предложил Ник.

Из музыкального центра доносилась песня Рики Мартина «Жить безумной жизнью», гости весело плясали.

– Я не танцую.

– Брось. Танцевать умеют все.

– Я и не говорила, что не умею. Я сказала «не танцую».