Книга Не хочу быть полководцем - Валерий Елманов

– Поучать можно разно. К тому ж далеко еще до всего этого. А Федору на престоле – быть, – твердо заявил я напоследок.

Борис встал и задумчиво прошелся по импровизированной пыточной. Я не мешал. Даже осмыслить такие невероятные вещи и то нужно время, а уж чтоб поверить в них – это и вовсе дано не каждому. Нужен особый склад ума – эдакий мистически-суеверный. Вот как у Бориса.

– А что Иван Меньшой Михайлов, чуб-то свой лихой не состриг еще? – спросил он как бы между прочим, даже не глядя в мою сторону.

– Ему ножницы ни к чему, – ответил я. – Растерял он его. Может, кудри когда-то и вились, да давно свалились. Видать, тяжела государева служба, вот он их и растерял. – И не удержался, заметил со злостью: – О волосах губному старосте спрашивать надо было. Да не у меня, а у того, кто под моей личиной да в моей одеже невесть где гуляет.

– Ты зла на Никиту Данилыча не держи, – миролюбиво посоветовал Борис. – Зло, оно что ржа, душу точит, а проку с него ни на ноготок нету. А про чуб он тебя вопрошать не мог, ибо сам Ивана Меньшого Михайлова, почитай, после свадьбы и не видывал ни разу. На што тому наш медвежий угол? В нем токмо праведникам славно живется, навроде упокойного Дмитрия Ивановича, стрыя моего. Любили мы его все и почитали за душу беззлобную, вот Никита Данилыч и осерчал на татей, кои его живота лишили. Ты б себя на его место поставил – небось тож озлобился бы.

Я поставил. Картина получалась та еще. За родню, да еще не просто родню, но очень хорошего человека, я бы… М-да-а, и впрямь прав этот невысокий чернявый паренек. Во всем прав.

– Кто старое помянет… – Я слабо улыбнулся.

И впрямь – чего я на него напустился? Человека взяли на месте преступления, с саблей в руке. И свидетель имеется, пальцем в него тычет – как тут не поверить? Сынишка у него, конечно, все равно козел, а батя его, если объективно разбираться, мужик нормальный. Вон, даже юмор понимает, шутки оценить может. А что он расследование провел не ахти как, так и это можно понять. Зациклился изначально на одной версии, вот и гнул ее. По накатанной дорожке ехать куда проще. Опять же у свидетеля и грамотка имелась, как доказательство невиновности, а паспорт с фотографией не спросишь – нет их сейчас. И вообще, Никита Данилович далеко не юрист. Сунь любого из нас без нужного образования на его должность, такого наворотили бы – не расхлебаешь.

– Хорошо хоть вовремя разобрались, – вздохнул я, подавая вперед связанные руки – мол, пора и развязать.

Борис извлек засапожник, задумчиво попробовал острие большим пальцем и зачем-то оглянулся на лестницу. Странно, но разрезать веревки на моих руках он не торопился.

– А кто еще ведает о твоих словах? – вполголоса осведомился он у меня, даже сейчас, когда мы вроде бы оставались одни, избегая упоминать опасные слова о царском венце.

– Никто, – раздраженно отрезал я.

– А… отрок, коего ты привез? Помнится, ты первый раз при нем мне сказывал.

– Ты его видел? – Я грустно усмехнулся. – Сейчас он вообще разума лишился, да и потом, если в себя придет, навряд ли что-то там вспомянет.

– Может, ты и прав, – протянул Борис. – Тогда, выходит, и впрямь лишь двое о нем ведают – ты да я.

– Четверо, – раздраженно поправил я его. – Еще и мы с тобой.

– Как так? – удивился он, но потом понял, рассеянно улыбнулся и вновь покосился в сторону лестницы.

Взгляд его мне не понравился. Он был каким-то неправильным. В нем явственно чувствовалось что-то нехорошее. Погоди-погоди, а уж не решил ли он из опасения, что я проболтаюсь, наполовину убавить число знающих эту тайну, сократив до одного человека? Так сказать, на всякий случай. Тогда получается, что он сейчас меня… Вот это я попал – что называется, из огня да в полымя. Нет, может, я и напрасно так плохо подумал о нем, но лучше не рисковать.

– Да, чуть не забыл, Борис Федорович, – вежливо заметил я, внимательно разглядывая засапожник Годунова, который тот продолжал вертеть в руках, задумчиво расхаживая по пыточной. – Помимо этого видения у меня и иные были, только потревожнее. Хотел я тебя остеречь…

Ага! Никак сработало. Вон как быстро повернулся, а глазами так и впился в меня. Значит, подействовало.

– О чем остеречь? – нетерпеливо переспросил он.

Ну да, сейчас. Так все сразу тебе и расскажи. Нет уж, милый. Придется тебе обождать. Теперь станешь получать информацию в строго ограниченном количестве, дабы не соблазняться.

– Сам еще не разобрался – уж очень плохо все видно. Как в тумане. Да ты не горюй, – ободрил я его. – До этого еще далеко, точно тебе говорю, так что время есть. Как увижу пояснее – все расскажу и остерегу.

Одновременно я вновь протянул вперед связанные руки. На этот раз Борис вспорол узел на моих веревках без малейших колебаний.

– А о том, что ты мне здесь поведал, молчи, – предупредил он.

– Не маленький, – проворчал я, с наслаждением разминая затекшие запястья.

Не знаю уж, как он втолковывал своему дядьке про допущенную ошибку, равно как и про хитрого татя, который обвел Никиту Даниловича вокруг пальца и удрал с моими денежками, но думаю, что старший Годунов сдался не сразу.

Правда, мужество признать свою ошибку он в себе нашел и перед отъездом даже заглянул ко мне в комнату, где я отсыпался, пользуясь долгожданным комфортом, а главное – заботливым уходом за моими ранами на спине. Не знаю, чем там их смазывала бабка-травница, но явно не слюной какого-нибудь Миколы блаженного, а выбрала средство понадежнее, так что спустя всего час после того, как она забинтовала меня по новой, боль практически утихла, а на второе утро я, проснувшись, вообще обнаружил себя лежащим на спине. Оказывается, народная медицина действительно великая сила, при условии, что ей не помогают блаженные и юродивые.

Застал меня Никита Данилович в неподходящее время. Неподходящее в первую очередь для него самого – делали перевязку ран от плетей, поэтому прощание у нас вышло скомканным. Ему было неприятно глядеть на мою спину – как ни крути, а его работа, мне же, хоть я почти простил, мешал остававшийся на душе осадок от не самых приятных в моей жизни воспоминаний, от которых тоже, как ни старайся, сразу избавиться не получится.

– Ну прощевай, княж Константин-фрязин, – буркнул он, заметив с досадой: – Надо тебе бы сразу поведать… про чуб с кудрями.

«Борис рассказал», – понял я, миролюбиво отозвавшись:

– Не подумал что-то.

– То-то, что не подумал, – назидательно заметил он, будто мой рассказ о том, как сейчас выглядит брат Висковатого, и впрямь мог поколебать его уверенность в моей виновности. – А теперь где мне татя искать? – всплеснул руками Годунов.

И снова в его голосе послышался попрек: «Не растолковал ты мне, парень, вовремя, а я теперь мучайся, ищи».

– Одежа у него знатная. Ему такая ни к чему, так что либо в Костроме, либо в Ярославле – не знаю, что ближе, – но он с нею обязательно объявится. Ты купцов поспрошай да предупреди, авось и поймаешь, – посоветовал я лениво.