Книга Падшие в небеса. 1997 - Ярослав Питерский

Лидия подвинула табурет и села рядом с Вилором. Она положила ему руку на плечо и погладила по щеке, спросила:

– Погоди, Вилор, они же заключили вроде с тобой договор?

– Это был предварительный. Но сейчас от него отказались! – отмахнулся Щукин.

– И, что, нет никакого выхода? – не унималась Скрябина.

Щукин подумал, разведя руками, капризным тоном сказал:

– Они мне предложили роман написать. Мол, имя раскрученное. И можно хороший тираж вылить. И денег собрать. Но надо переквалифицироваться в романисты. И лучше в любовные. Говорят, сейчас любовные романы на пике. Вот, так.

– То есть, как? Ты же поэт? Они что не понимают? – удивилась Лидия.

– Они все понимают. Но им наплевать. Они говорят я плохой поэт. Они говорят стань писателем! Вот и все.

– Но это же, как-то…

– Да, как-то! Ты права! Через одно место! – ответил за нее Щукин.

В разговор вмешался Клюфт:

– Знаешь, что внучок. А я бы назло им роман написал. Назло! Как, говорится по указу! Вот и все! Плюнь и напиши, – старик решительно встал, подойдя к окну – приоткрыл форточку.

– Дед? Ты, что говоришь? И это ты? Ты такое говоришь? По указу? Ты ведь сам ничего не делал по указу! А мне предлагаешь? Да ты, что?

– Бывают ситуации, когда просто жизненно важно сделать по указу. Что бы сохранить себя. И близких! – Клюфт печально покачал головой.

– Нет, дед. Я не узнаю тебя! Я поэт! Поэт, а не писатель детективов! Поэт понимаешь! Вот, так-то и отвечу я тебе таким:

Жизнь по указу будь она проклята!

Подсказки, инструкции, бюрократизм.

Свобода – экстаз с вырванными ногтями!

Закон ей палач, врач и ее механизм.

Жизнь для престижа – будь она выжжена!

Огнем сотворения любви и добра,

Чувства бесстыжи, а мысли недвижимы,

Тают в сугробах ласк серебра.

Жизнь без идей, как червивое яблоко,

Упавшее с дерева в мусора кучу,

Отношения людей так полезны и пагубны,

Тут, все по-своему, для каждого случая.

Жизнь ради власти гора из навоза.

Опасна, коварна, как выстрел в затылок!

Успех жизни часть не написанной прозы,

Лежит в тишине не открытых дорог!

Повисла тишина, Лидия покосилась на Павла Сергеевича. Тот кивнул ей головой. Женщина погладила Вилора по спине и ласково спросила:

– Красиво Вилор. Ты недавно это написал?

– Да Лидия. Вот домой ехал и написал.

Клюфт тяжело вздохнул и тихо, с сожалением сказал:

– Бунтарство в тебе хватает, только, вот, смотри Вилор, что бы, это самое бунтарство не затмило остальные качества. Что бы, ты не стал злым и жестоким после этих не удач, старик махнул рукой и медленно направился к выходу.

Лидия и Щукин посмотрели ему вслед, у двери старик обернулся и ласково добавил:

– Не надо, меня не провожайте. Дорогу найду сам! Сам. А вы, тут, поговорите. Я вижу вам это надо. Надо побыть вдвоем, – Клюфт грустно улыбнулся и посмотрел на Лидию. – Лидия Петровна деточка, берегите его. Берегите его мир. Внутренний. Он на гране. Я вижу. Еще немного и он сорвется. Если уже не сорвался. Он может наделать глупостей! Деточка берегите его! Он такой вроде бы сильный и на самом деле ранимый и глупый!

Скрябина благодарно кивнула головой ему в след:

– Я обещаю вам. Я все сделаю.

Старик вышел тихо, словно растворился, где-то там, в коридоре. Дверь еле-еле щелкнула. Вилор, как тигр бросился к Лидии и осыпал ее лицо поцелуями. Скрябина прижалась к нему всем телом, зажмурив глаза, шептала:

– Как я соскучилась! Как, я соскучилась!!

Они, еще долго стояли и, обнявшись, молчали. Лидия не выдержала и заплакала, тихо и как-то нежно.

Без надрыва.

Ей, почему-то стало совсем грустно.

Вилор целовал ей щеки и губы.

Он что-то шептал.

Но Лидия не разобрала его слов.

Сколько прошло времени, они не заметили.

Первой очнулась Скрябина, она отстранилась, смахнув остатки слез с глаз, закурила. Вилор потянулся к бутылке. Он достал ее из шкафчика, налил себе водки и выпил.

Скрябина скривилась и раздраженно бросила:

– Я тебя не узнаю Вилор! Ты в последнее время, стал каким-то жестоким! Вон, деда обидел! Со мной не говоришь нормально?! Пьешь, много! Что случилось? Неужели тебе этот отказ в редакции так душу разворошил?!

Щукин не ответил, лишь опять отмахнулся. Налил себе в тарелку борща, усевшись напротив Лидии, принялся хлебать его ложкой. Она сидела и с любопытством смотрела, как он ест. Вилор оторвался от трапезы, внимательно посмотрел на Скрябину, жуя хлеб, громко спросил:

– А знаешь, кто статью эту, проклятую, написал?!

Но Лидия не удивилась его вопросу.

Она лишь ухмыльнулась.

Скрябина, глубоко затянувшись сигаретой, тихо ответила:

– Ее написал Скрябин… я видела эту статью, когда он ее писал…

– Видела?! И не сказала мне? Почему? – Вилор бросил ложку.

Он с удивлением буравил ее взглядом, пристальным и немного враждебным. Он вдруг засомневался в ее искренности. Она это почувствовала, пожав плечами, грустно добавила:

– Зачем? Он все равно бы ее опубликовал. Она все равно бы вышла. А ты бы дергался. Мог глупостей наделать. Зачем?! Я ради тебя и не стала ничего говорить! Тем более, ты знаешь, что все, что он написал, бред. Это не правда. Это лишь отголоски зависти! Он завидует тебе! Он всегда тебе завидовал. Он просто такой человек. И я ничего с этим не сделаю. И я не виновата, что я его жена.

– Опять твой муж! Опять он?!!! Нет! Все-таки я не напрасно решился! Не напрасно…

– Что не напрасно? Ты, о чем?! – насторожилась Лидия.

Щукин ничего не ответил, хотя она ждала. Вилор встал и налив себе еще водки, выпил, затем принялся мыть в раковине грязную тарелку. Он, орудуя щеточкой, не поворачиваясь, громко спросил:

– Скажи мне лучше, ты бы поехала со мной в Париж? А вот, так?! Не с того, не с сего?! Бросила все и поехала бы? Вдвоем ты и я?! Просто глупо ты и я?! Мы бы гуляли по Елисейским полям! По Конкорду!

Лидия обиделась, она собралась сейчас сказать ему, что «решилась»!

О чем «мучилась всю ночь»!

Все последние дни!

Она «решила» изменить свою жизнь!

А он?!

Он попросту пьет водку и говорит какую-то чепуху?!

Лидия не сказала «главного». Она лишь тяжело вздохнула и покосилась на полупустую бутылку водки, поморщившись, ответила: