Книга Последний берег - Катрин Шанель

– Мы с Жанной планируем сделать решительный шаг, с тем чтобы окончательно излечить ее от недуга, – объявил мне доктор. Он крутил на коротком пальце сверкающий ободок обручального кольца, и этот жест сказал мне больше, чем слова. – Вы знающий врач, вы прекрасный специалист, и мы решили призвать вас на консилиум.

Я поблагодарила и приготовилась слушать.

Но мне тут же пришлось ответить на вопрос.

– Как вы находите состояние мадам в последнее время?

Я отделалась общими фразами – улучшение налицо, но никто не может сказать, насколько стабильным оно будет, и так далее.

– А что вы думаете о таком методе лечения, как лоботомия?

Я засмеялась, кажется, несколько принужденно.

– Лечение? Насколько я могу судить, лоботомию нельзя отнести собственно к лечению. Это… хирургия.

– Когда у человека воспаляется аппендикс, – звучным голосом заявила больная, – врачи отрезают этот мерзкий отросток, и человек выздоравливает. Если на пальце сделается нарыв и начнется гангрена – палец ампутируют.

– Жанна, тут речь идет не о пальце, не об аппендиксе. Это ваш мозг, и…

– И это единственный выход, – выдохнула мадам Дюпон.

Я увидела, как доктор удовлетворенно кивнул, и я вдруг поняла, что тут происходит. Молодой муж провел подготовку, успел склонить на свою сторону жену.

– Скажите, доктор Боннер, я смогу зачать и выносить ребенка? Смогу быть матерью? Мне хочется этого больше всего на свете. Без этого мне и жизнь не мила…

– Я не специалист, но, насколько могу судить, у вас нет никаких органических пороков, способных препятствовать зачатию. Что касается вынашивания… У нас была беременная пациентка, которую лечили электричеством. Психотерапия в ее случае не возымела действия, а лекарства ей были противопоказаны ввиду ее положения. Разумеется, была опасность для плода, но мы применили токолитики[5]. Лечение было успешным, она благополучно выносила и родила ребенка.

Мадам Дюпон смотрела на меня с едва заметной усмешкой на красивых, чуть тронутых помадой губах. Я поняла ее так: доктор не рассказал молодой жене о том, чем кончилось дело с той пациенткой. Через месяц после благополучного родоразрешения молодая женщина оделась в свое лучшее платье, нарядила младенца в кружева, взяла его на руки и выпрыгнула с пятого этажа. Ее домашние утверждали, что она не выказывала ни малейшего признака своей «обычной» болезни. Несчастная пала жертвой послеродовой депрессии.

– Я смогу вырастить его? Заботиться о нем? Он сможет гордиться мною?

Я вздохнула:

– Чего вы хотите от меня, мадам Дюпон? Я никому не могла дать такой гарантии – ни вам, ни себе, ни Спи… То есть Ирене. Человеческая жизнь хрупка, здоровье – ненадежная вещь…

– Мадемуазель Боннер впадает в фатализм, – усмехнулся доктор. – Так можно отказаться от любых методов лечения, мотивируя отказ тем, что сегодня мы лечим-лечим пациентку, а завтра она попадет под автомобиль… Нельзя так, коллега, позвольте пожурить вас на правах старшего. Давайте заглянем, так сказать, в историю вопроса…

И он заглянул. Я раньше не знала за Дюпоном ораторских талантов. Видимо, перспектива получить состояние и абсолютную свободу вдохновила его. Он был весьма убедителен и даже блистателен.

– История современной психохирургии началась с того момента, когда в результате взрыва на железной дороге костыль отлетел, пронзил щеку рабочего Финеаса Гэджа и вышел из передней части черепа. Гэдж выжил, но у него изменился характер. До этого он был весьма религиозным, сдержанным и уравновешенным человеком. После удаления костыля в клинике Гэдж изменился. Он стал вспыльчив, упрям, постоянно сквернословил…

– Ах, милый, но я вовсе не хочу сквернословить!

– Нет-нет, дорогая, я вовсе не к тому. Видишь ли, самое главное в том, что он изменился, совершенно изменился! И это очень заинтересовало психиатров. Заведующий психиатрическим заведением в Швейцарии господин Буркхардт стал первым известным психохирургом. Он удалил ткани мозга у шестерых пациентов. Успех сопутствовал ему в восьмидесяти процентах случаев!

Доктор Дюпон ловко жонглировал фактами. Пациенты «мясника» Буркхарда – как звали этого смелого экспериментатора в определенных кругах, после головоломной в буквальном смысле операции начали страдать параличом и эпилепсией, а также перестали понимать и использовать речь. Вероятно, именно это доктор Дюпон и считал удачей, что можно понять, если рассмотреть его ситуацию. А двое из шести больных скончались – Дюпон засчитал их в двадцать процентов неудач.

Тем временем Дюпон продолжал:

– Моя коллега, доктор Боннер, наверняка имела случай ознакомиться с результатами исследований профессора Моница из Лиссабона. Я прав, доктор?

Я кивнула. Мониц и в самом деле активно публиковался в специализированных изданиях и выпускал брошюры. Его называли кандидатом на Нобелевскую премию по физиологии и медицине. Он изобрел метод церебральной ангиографии – исследования кровеносных сосудов мозга путем введения в них рентгеноконтрастного йода. Раньше это делалось с помощью воздуха, но тот метод был весьма сложным и травмирующим. Вероятно, Мониц и в самом деле желал людям добра. Но желание делать добро порой толкает человека на недобрые дела. Мониц предположил, что разрез белого вещества переднего мозга способен благотворно воздействовать на больных маниакально-депрессивным психозом. Ему повезло – он заполучил шимпанзе, страдающего нервными расстройствами. Физически совершенно здоровое животное впадало то в ярость, то в апатию, то не замечало своих соплеменников, то причиняло им вред. Префронтальная лейкотомия, произведенная Моницем, помогла обезьяне. Восстановившийся после операции шимпанзе выглядел значительно более уравновешенным и социализировался в обществе себе подобных – правда, значительного места в иерархии не занял. Мониц обратил на это внимание. По его мнению, для лейкотомии полагались весьма веские основания. Первую операцию на человеке он сделал всего семь или восемь лет назад, женщине, которая двадцать лет содержалась в психиатрической больнице тюремного типа. У нее наступило значительное улучшение, и вскоре она была выписана домой. Не знаю, ликовали ли ее близкие – думаю, скорее, были потрясены. Мониц продолжил свои благие деяния: из двадцати человек, подвергшихся лейкотомии, у тринадцати, страдавших маниакально-депрессивным синдромом, наблюдалось значительное улучшение состояния. Но некоторые из пациентов стали более апатичными, чем врач ожидал, а у иных наметилась тенденция к снижению интеллекта.

Дюпон пел как соловей.

– Мониц гений! Я слышал, ему собираются дать Нобелевскую премию за это открытие.

– Неужели! – ахала Жанна. Ее глаза чудесно сияли, и я вдруг подумала, какой бы прекрасной женщиной могла она стать, если бы не ее недуги… И если бы не этот человек рядом, брак с которым явился прямым следствием недуга. Он лжет ей? Или умалчивает факты как незначительные? Или сам многого не знает?