Книга Нектар любви - Изобель Чейс

Памела пожала пухлыми плечами и хихикнула:

— Почему бы и нет?

— Почему бы и нет? — повторил он. — Я думал, что ты одна из маленьких работящих пчелок, ведь это только Айронсайды такие бездельники.

— Не глупи, Губерт, — мило оборвала она. — Ты и Уилфред всегда принижаете себя. Я не думаю, что вы хотя бы наполовину так плохи, как пытаетесь себя представить! — Она повернулась к нему спиной и стала смотреть, как Даниэль ныряет с обломка скалы, который выглядел как настоящий трамплин.

— Он сказал, что тебя зовут Камилла? — спросила она меня, не очень прислушиваясь к ответу. — Почему бы тебе не приехать к нам на фабрику и все не осмотреть, даже если ты и не собираешься там работать?

Я взглянула на возмущенное лицо Губерта.

— Может быть… как-нибудь… — пробурчала я.

Ее, казалось, удовлетворил мой ответ.

— Не правда ли, Даниэль просто великолепен! — воскликнула она. — Разве ты не хотела бы плавать, как он?

Я послушно следила за продвижением Даниэля по воде, но я гораздо больше желала иметь миниатюрную фигурку, как у этой девушки, вместо своей высокой худобы, чем плавать так же хорошо, как и он.

— Нам пора домой, — решительно заявил из-за моей спины Губерт.

— Неужели? — лениво спросила я.

— Поедем! — настойчиво произнес он.

— О, вы уже уезжаете? — поинтересовалась Памела. — Мне так жаль. Ну не важно! Увидимся на фабрике!

Она присела и крикнула Даниэлю:

— Дэн, дорогой, Камилла уезжает! Иди сюда и попрощайся с ней!

Было довольно смешно слышать материнские нотки в ее голосе, но ничего смешного не было в выражении ее лица, которое объявляло всему миру, как ей хочется угодить ему. Даниэль воспринимает это как должное, подумала я с неожиданной вспышкой ярости. Я быстро вскочила на ноги и натянула платье на все еще мокрый купальник, а затем терпеливо уложила в сумку все вещи, желая только поскорее уехать отсюда.

— Я думал, что даже он не сможет испортить это место, — мрачно проговорил Губерт.

— Не позволяй ему сделать это! — решительно посоветовала я.

Я пожала руку Памеле и издалека кивнула Даниэлю Хендриксу.

— До свидания! — крикнул он мне и внезапно засмеялся. — До свидания, длинные ноги!

Губерт и я в такой спешке возвращались к машине, что чуть не упали на пологой тропинке, ведущей к деревне; всю дорогу назад мы шли молча. Я была сердита на Памелу за то, что она такая маленькая глупышка, на Даниэля, который испортил такой замечательный день, а более всего на себя, за свои предательские мысли, так как я уже представляла себе, как я поеду на его очистительную фабрику. Но не для того, чтобы встретиться с ним, а просто чтобы посмотреть, как производят сахар, но даже сейчас я понимала, что будет разумнее не ездить туда.

— А кто такая Памела? — вдруг неожиданно спросила я.

Губерт смотрел вперед себя на дорогу.

— Отец Памелы тоже владеет огромными плантациями, — пояснил он каменным голосом. — В противном случае он не стал бы ею интересоваться!

Он снова замолчал, и вокруг теперь раздавались только веселые песенки птиц, которые перелетали с цветка на цветок; птичий щебет да еще шуршание листьев деревьев какао под вечерним бризом.

Глава 5

Ничегонеделание весьма заразительно. Пару дней я чувствовала себя не в своей тарелке, так как мне не нужно было делать ничего такого, чего бы мне не хотелось, но постепенно это положение вещей даже стало доставлять мне удовольствие, и мне совсем не хотелось ничего менять. У меня была моя чековая книжка, ограждавшая меня от забот, у меня были мои кузены, которые тоже ничего не делали и развлекали меня каждый раз, когда мне этого хотелось. Если я и подумывала о поездке на фабрику, то эта мысль все меньше и меньше давила на меня, и к тому времени, когда я в очередной раз встретилась с Даниэлем, она уже почти не беспокоила меня.

Он выходил из парикмахерской как раз в тот момент, когда я проходила мимо. Ему подровняли бородку именно так, как он хотел, поэтому он был совершенно доволен жизнью.

— Привет, Длинные Ноги! — закричал он мне.

Мне пришлось распрощаться с планом, который уже почти созрел в моей голове, — сделать вид, что я его не заметила, — поэтому я вяло помахала ему рукой.

— Здравствуй, Даниэль, — сказала я.

— Скажи, пожалуйста, — попросил он, подставляя мне свое лицо для обозрения, — а не надо ли было мне сбрить и эти бакенбарды тоже?

От него сильно пахло каким-то экзотическим лосьоном. Я осторожно потянула носом и заморгала.

— Ой-ой! — не удержалась я.

Он ухмыльнулся:

— Рад, что ты одобряешь!

— Я не уверена, — осторожно заметила я, — что одобряю. Ты пахнешь как букет цветов.

Но его было не так легко сбить с толку.

— Почему бы и нет? — самодовольно поинтересовался он. — Всего несколько лишних центов, а так приятно освежает лицо.

— Я очень рада, что ты так считаешь, — огрызнулась я, все еще не простив его за его приветствие.

Ноги у меня, может, и длинные, но он не должен был это подчеркивать.

— Когда ты приедешь осмотреть фабрику? — напомнил он мне.

Он все еще улыбался, словно я безмерно его забавляла, хотя он и сам не понимал почему.

— Я… я не знаю… — забормотала я.

— Лучше времени, чем сейчас, и не придумать, — мягко, но решительно сказал он, вследствие чего я заподозрила, что он в курсе того, что я пала жертвой бездельничания.

— Я не могу! — выпалила я.

— Не можешь или не хочешь? — спросил он, все еще очень спокойно и немного свысока.

Я вздохнула.

— Думаю, что не хочу, — призналась я. — Разве ты не видишь, что с моей стороны это было бы похоже на предательство?

— Нет, не вижу, — без обиняков ответил он. — Но пусть будет по-твоему. Приглашение остается в силе, если ты передумаешь. — Он покачал головой. — Так долго не может продолжаться, Камилла. Ты знаешь это не хуже меня!

Я не стала произносить то, что так и просилось на язык.

— Не понимаю, как это тебя касается! — брякнула я.

Он сердито поджал губы.

— Ты права, это не мое дело. Прости, что побеспокоил тебя, мисс Айронсайд.

Я терпеть не могу, когда меня покидают с такой ледяной вежливостью. Еще менее приятно мне было осознавать, что я сама во всем виновата, и, что если он больше никогда со мной не заговорит, то это будет исключительно моя вина. Меня словно грубо пробудили от моего сна о ленивой свободе. Я так старалась не думать о том, что даже двадцать пять тысяч когда-нибудь закончатся, что само напоминание об этом было похоже на огромную черную грозовую тучу, которая могла мрачно накрыть меня.