Книга Нектар любви - Изобель Чейс

— Дорогая, — сказал он, — я не могу понять, зачем я так долго ждал! Я просто хотел, чтобы все было как положено. Я хотел, чтобы местные люди сначала сами приняли тебя. История Айронсайдов мертва и забыта, и должна была быть погребена давным-давно. Так бы и было, если бы Лонкветы не напоминали о ней постоянно. Но я знал, что стоит им только взглянуть на тебя, и они поймут, что ты совершенно другая, совершенно особенная, и не только потому, что я так считаю! Камилла, все пошло не совсем так, как я хотел…

Я потянулась к нему и приложила к его губам палец. Это был такой интимный жест, которого я бы не позволила себе несколько минут назад, но сейчас его слова придали мне храбрости, и я решила сказать, что я думаю по этому поводу.

— Все идет как надо! — прошептала я. — Мой дядя вернулся на землю, которую он так любит. Уилфред может попытать счастья с Памелой, если он так этого хочет, а Губерт счастлив, что он здесь, вместе с отцом…

— А ты? — вставил, улыбаясь, Даниэль.

— А я счастлива, что нахожусь здесь, с тобой, — храбро закончила я.

— Дорогая! Как жаль все же, что я не смог все это предотвратить. Я сделал так, чтобы Памела уехала отсюда, — я даже сказал, что она может остаться в моем доме в Порт-оф-Спейне, чтобы только ее не было здесь, когда ты приедешь, но, должно быть, она приехала сегодня, как только услышала, что ты выезжаешь.

— Это уже неважно! — отмахнулась я.

Его руки протянулись ко мне, и я невольно вздрогнула, едва он дотронулся до моей обожженной кожи. Он тут же отпрянул.

— Неважно! — пораженно и одновременно возмущенно повторил он. — Да ведь ты чуть не сгорела!

— Но все-таки не сгорела! — возразила я и засмеялась. — Даниэль, ты не очень возражаешь, если я попрошу тебя снова поцеловать меня здесь, в гостиной Лонкветов…

Я не успела закончить. Он крепко сжал меня в объятиях и поцеловал в губы. Очень нежно. Но потом, забыв о моих ранах, просто осыпал меня поцелуями.

— Когда ты собираешься выйти за меня замуж? — деловито осведомился он.

Я отпрянула назад, смеясь.

— Думаю, что стоит поторопиться! — выдохнула я. — Я… ты… ох, ты знаешь, что я думаю!

Он снова засмеялся, счастливым, свободным смехом.

— Я это точно знаю, — согласился он и снова стал целовать меня.

Губерт проворнее, чем его отец, справился с умыванием и появился в гостиной как раз в тот момент, когда мы спорили, кто из нас больше кого любит. Это делалось лишь для того, чтобы насладиться звуками голоса друг друга, слова при этом совершенно не имели значения.

— Уилфред был прав, — заметил Губерт. — Он говорил, что ты преподнесешь это поместье Даниэлю на блюдечке!

Дядя Филипп подоспел как раз вовремя, чтобы услышать последние слова своего сына. Он смертельно побледнел, хотя выражение его лица осталось спокойным и печальным.

— Он сказал, что она положит поместье к его ногам! — поправил он Губерта надтреснутым голосом.

Даниэль улыбнулся ему.

— Но это земля Айронсайдов! — сказал он. — Мне она не нужна. Мне нужна лишь Камилла Айронсайд, а не несколько акров ее земли!

— Тебе придется управлять этой землей вместо меня, дядя Филипп, — вставила я. — Я хочу жить вместе с Даниэлем!

Все трое мужчин рассмеялись, и я засмеялась вместе с ними. Мы все еще смеялись, когда Пейшнс позвала нас в столовую ужинать.

— Боже, боже, — причитала она, — ну и сумасшедший денек, это уж точно! Мистер Даниэль, мисс Милла, когда мы уезжать из этого дома?

Даниэль поцеловал ее в щеку.

— Ты собираешься вновь работать у Хендриксов? — спросил он.

Она посмотрела на него, потом на меня, и ее рот угрожающе скривился.

— Только попробовать оставить меня здесь! — грозно пробасила она. — Только попробовать, вы оба смотрите у меня!

Мой дядя восстановил мир за столом.

— Это уже детали, — спокойно сказал он, наполнил свой стакан ромом до самых краев и повернулся к нам. — За будущую миссис Хендрикс, — провозгласил он и сделал внушительный глоток. — И за Айронсайдов, — добавил он с гораздо большим энтузиазмом. — За Айронсайдов, за всех и каждого!

Даниэль подмигнул мне.

— За Айронсайдов, — нежно повторил он, чокнулся со мной, улыбнулся и прибавил: — За ту, которую я люблю!