Книга Пресс-центр. Анатомия политического преступления - Юлиан Семенов

— Это связано с судьбой нашего коллеги, русского журналиста Лыско.

— Диметр, это не по правилам.

— То есть? — не понял Степанов. — О чем вы?

— Я люблю русских, мне это завещал отец, он был в маки, его завет для меня свят, но иногда ничего не могу поделать с собою: меня гложет червь недоверия, когда я имею дело с вами.

— Персонально со мной?

— Я имею в виду красных. Вы скрытничаете, недоговариваете, словно бы страшитесь самих себя…

Степанов вздохнул.

— По молодости бывает….

— По зрелости тоже. Вы утром спросили меня о Мари Кровс. Это было что-то около одиннадцати. Значит, вы знали про Грацио, но мне об этом не сказали, а пошли своим обычным российским, окольным путем… Ведь я только что кончил говорить с мадемуазель Кровс, она специалист по людям типа Грацио, встречалась с ним, занималась его концерном и банками, писала о нем… Вот так-то.

— Какая-то чертовщина, Бреннер… Я ничего не знал про Грацио, даю слово… Все иначе… Я скажу вам, в чем дело, но я говорю вам об этом доверительно, хорошо?

— Я буду нем как рыба.

— В Шёнёф работал наш коллега Лыско, молодой парень… Его увезли в Москву с проломленным черепом… Чудом не угробили, чудом… За то, что он якобы был слишком близок с Мари, понимаете? Вот отчего я интересовался ею…

— Когда его хлопнули?

— Вчера.

— Она знает об этом?

— Я не говорил с нею… Я жду визу.

— Хотите, позвоню я?

Степанов неторопливо закурил, ответил задумчиво:

— Черт его знает… А почему нет?

— Я могу сказать ей про этого самого…

— Лыско?

— Да, — поморщился Бреннер.

— Говорите, как считаете нужным… И предупредите, что я приеду в Шёнёф сразу же, как получу визу.

— Забудьте про ваши русские номера: как только получу визу… Это ваше личное дело, когда вы получите визу… Ее дело согласиться на встречу и назначить время и место…

Бреннер набрал номер, представился, попросил соединить его с мадемуазель Кровс, зажал мембрану ладонью, объяснил:

— Она в баре Пресс-центра… Хорошая жизнь, а?!

— Спросите, какого она мнения о Лыско как о журналисте…

— Если его били за близость с этой фройляйн, надо спрашивать про другие качества. — Бреннер отчего-то вздохнул, нажал на селекторе кнопку, поинтересовался: Хотите слышать наш разговор?

— По-французски я не пойму.

— Я поговорю с ней на английском, не на немецком же, право…

— Нет, но вы, французы, неисправимые националисты…

— Имеем право на это, Диметр, имеем право…

В селекторе прозвучал низкий голос:

— Кровс.

— Здравствуйте еще раз, это снова Бреннер.

— Добрый вечер, мистер Бреннер.

— Могу я задать вам еще несколько вопросов?

— Пожалуйста, хотя я сказала то, что мне представлялось возможным сказать…

— Речь пойдет не о Грацио, мисс Кровс. Известно ли вам имя русского журналиста Лы… Лы… — Бреннер посмотрел на Степанова, снова прикрыл ладонью мембрану, но Кровс ответила:

— Вы имеете в виду мистера Лыско?

Степанов кивнул.

— Именно, — ответил Бреннер.

— Мне не просто известно его имя, мы дружны.

— Вам известно, что его в бессознательном состоянии увезли в Россию?

— Что?!

— Да, на него было совершено нападение… Он, как говорят его русские коллеги, очень плох… Мотивом избиения послужили якобы ваши отношения…

— Ах, вот так? Его обвиняют в том, что он спал с представительницей бульварной прессы?

— Его обвинили в том, что он был близок с женщиной, которую любит неизвестный друг…

— Неизвестный друг, конечно же, связан с корпорацией Дигона, мистер Бреннер, потому что Лыско исследовал те же материалы, которыми занималась и я… Точнее говоря, он… Словом, у меня нет ревнивого друга, который пошел бы на такое безумство…

Степанов показал пальцем на себя. Бреннер быстро закрыл трубку ладонью, спросил:

— Хотите поговорить?

— Да.

Бреннер на секунду закаменел лицом; видимо, стремительно продумывал то, как он должен объяснить Кровс про красного; снова потянулся за сигаретой, мгновенно прикурил, прижал трубку острым плечом к уху.

— Мисс Кровс, у меня в гостях наш русский коллега Степанов; он писал репортажи о партизанах Лаоса и Вьетнама, был в Чили накануне трагедии и дружил с вождем РАФ[6]Ульрикой Майнхоф. Он хочет поговорить с вами.

— Пожалуйста, — ответила женщина, помедлив. — Я слушаю.

Бреннер протянул Степанову трубку.

— Добрый вечер, мисс Кровс. Я жду визы, думаю, мне дадут ее в ближайшие дни… Вы сможете повидаться со мной?

— Конечно.

— Я возьму у господина Бреннера номер вашего телефона?

— Можете записать домашний. Тридцать семь, двадцать четыре, сорок девять… Лыско плох?

— Да.

— Почему его не госпитализировали здесь?

— Потому что кто-то позвонил в наше консульство и угрожал ему… Потому что его обвиняют в том…

— Я уже слышала… У меня нет ревнивых друзей, а у него могли появиться серьезные враги… Из-за меня, это верно. Приезжайте, я вам расскажу кое-что… Днем я обычно в бюро или баре, вечером дома.

Когда Степанов положил трубку, Бреннер заметил:

— Странная история… Концерн Дигона… Пошли посмотрим по справочникам? Она — хоть и не прямо — все же обвинила этого старика… Вы ничего же о нем не знаете?

— Я знаю о нем, и знаю немало.

— Вот как?! — Бреннер удивился; — Все-таки вы непредсказуемые люди! А может, мы доверчивые агнцы в сравнении с вами и вы постоянно играете нами, словно детьми?

— Если бы, — усмехнулся Степанов. — Каждый из нас норовит поиграть другим, что не есть хорошо, как говорят мои немецкие друзья.

— Пошли в досье, там расскажете мне про Дигона, проверим эти данные по нашим последним справочникам…

17

Ретроспектива I (семь месяцев назад, весна 83-го)

Барри Дигон начал сдавать, как-никак семьдесят семь, но все наиболее важные дела по-прежнему вел сам, не передоверяя даже самым близким, проверенным помощникам.

Поэтому, когда департамент концерна, отвечавший за все биржевые операции в мире, обработал информацию о том, что люди Леопольдо Грацио (конечно же, не служащие его концернов и банков, а контакты в иных фирмах) начали играть на повышение курса акций какао-бобов, когда служба разведки концерна сообщила, что в Гаривасе, где всего лишь пять месяцев назад пришли к власти военные во главе с полковником Мигелем Санчесом, наметилась тенденция к расколу в руководстве и министр обороны, сорокалетний Армандо Лопес, выпускник Вест-Пойнта, примкнувший к левым силам, дважды нелегально встречался с послом США Дональдом Бэркли, причем запись беседы сразу же ушла в Белый дом с пометкой государственного секретаря "Срочно, совершенно секретно, только для президента", Барри Дигон дал указание внешнеполитическому департаменту концерна выяснить, существуют ли высокоавторитетные контакты, которые смогут обеспечить встречу с министром обороны в самое ближайшее время, желательно на нейтральной территории; в случае же, если это может бросить тень на майора Армандо Лопеса, следует срочно купить какой-нибудь замок в Гаривасе на берегу океана — ничего вызывающего, десять, пятнадцать комнат от силы, не более двадцати акров земли, незачем привлекать внимание левой прессы — и пригласить среди прочих на новоселье этого самого майора Лопеса.