Книга Страсть и судьба - Юджиния Райли

Боже мой, так значит ее появление здесь задумано?

Размышления Сары прервал резкий стук в дверь. Олимпия Фонтэн открыла дверь, не дожидаясь приглашения, и вошла.

— Ну что ж, мисс, должна сказать, что вы выглядите куда лучше. Пойдемте.

Сара посмотрела в зеркало на свою неумелую, но все же вполне приличную прическу, на свои блестящие голубые глаза и яркий румянец на щеках. Господи! Только сумасшедшая может согласиться и принимать участие в этой безумной шараде! И волноваться при мысли о встрече с Дэмьеном — тоже безумие. Но сейчас, кажется, у нее просто нет выбора, как только играть предназначенную ей роль в этом странном маскараде.

Сара заметила в зеркале хмурое негодующее выражение лица Олимпии Фонтэн, кивнула и поднялась.

— Да, я готова, — сказала она отважно, поворачиваясь к Олимпии.

Вслед за пожилой женщиной она вышла из комнаты. Когда они направились к лестнице, Олимпия обратилась к ней через плечо:

— Сейчас вы встретитесь с моим племянником, мисс. Будьте осторожны, когда речь зайдет о Винси. Вы будете реставрировать картины Винси, поэтому, естественно, обсудить кое-что придется. Но запомните, что Дэмьен еще не оправился после смерти своего брата. Кстати, последние шесть лет он работает над мемуарами о Винси.

Любопытство Сары все больше возрастало, пока они спускались по лестнице. Она приподняла свои тяжелые неудобные юбки, чтобы не споткнуться.

— А отчего умер этот… Винси? — спросила она.

— Как отчего, дитя? Конечно, погиб на войне, — последовало терпеливое разъяснение. — Вы что же, спали эти последние десять лет? Как будто Новый Орлеан не кишит уже не один год этими северянами, которые делают политическую карьеру на симпатиях негров! Можно подумать, что вы явились сюда из страны мертвых!

Это последнее резкое замечание больно укололо Сару, и она стиснула зубы. Странно, что человек, с которым она сейчас познакомится, тоже потерял брата на войне!

Внизу Олимпия постучала в среднюю дверь по западной стороне коридора. Мужской голос, приглушенный и задумчивый, отозвался:

— Войдите.

Сердце у Сары сильно забилось; открыв дверь, Олимпия ввела ее в маленькую, полную воздуха комнату.

Мебели было совсем мало — встроенные книжные шкафы с одной стороны, пара кресел напротив и массивный письменный стол красного дерева с вращающейся крышкой. Внимание Сары было устремлено на человека, сидящего за столом. Даже, несмотря на то, что он сидел к ней спиной, ее сразу же заворожила сила, исходящая от его существа.

Одет он был так же, как Олимпия, в старомодную темную одежду. Даже сидя, он казался высоким. Волосы черные и густые, блестящие на свету, как шелк.

Лица не видно, но по движению руки и плеча ясно, что он что-то яростно пишет. Везде лежат листы бумаги — сложенные стопками на столе и рассыпанные по полу.

«Должно быть, это воспоминание о брате, о котором говорила Олимпия», — подумала Сара.

Молчание нарушила Олимпия.

— Дэмьен, — сказала она на удивление мягким голосом, — вот эта молодая женщина, мисс Дженнингс, приехала из Нового Орлеана, чтобы восстановить картины Винси. — И когда он повернулся на стуле, добавила чопорно: — Мисс Дженнингс, это мой племянник, м-р Дэмьен.

И вышла из комнаты, оставив Сару наедине с человеком по имени Дэмьен.

Теперь он встал и тоже чопорно поклонился ей.

— Мисс Дженнингс, — сказал он глубоким баритоном.

Сара смотрела на него как загипнотизированная. Дэмьен Фонтэн был высок, замечательно пропорционален, фигура его сужалась от широких плеч к тонкой талии и длинным мускулистым ногам. На нем были черный сюртук и брюки, жилет из серебристого муара, плоеная рубашка из льняного полотна и черный галстук. Все эти подробности Сара подметила в мгновение ока. Потом она взглянула на его лицо и с трудом подавила изумление. Ибо на нее смотрело лицо, изображенное на ее картине!

Сара никогда не встречала мужского лица красивее этого. Удлиненное, хорошей лепки; прямой нос с высокой переносицей, полные губы и твердый подбородок; высокие скулы, лоб прямой и широкий. Но сразили ее именно глаза — темно-карие, глубоко сидящие, сверкающие, полные напряжения и неизбывной боли — боли, сразу же отозвавшейся в ней.

«Боже мой, я его нашла», — подумала она.

Между ними воцарилось тяжелое молчание. Она заметила, что в его глазах мелькнуло любопытство, когда он, в свою очередь, рассмотрел ее. На его красивых губах показалась полуулыбка, и по этой улыбке Сара поняла, что он доволен увиденным. Глубокое волнение охватило ее.

— Итак, вы приехали, — проговорил он, наконец.

— Да, — выговорила она чуть дыша.

— Вы — художница.

— Да.

Он сделал шаг вперед и посмотрел на нее пронизывающим взглядом, от чего сердце у нее забилось так, что удары отозвались в ушах, как гром. Она заметила, какие у него длинные и густые ресницы, как красиво очерчены брови. Виски и бачки слегка тронуты сединой, что придает ему волнующий необычный вид. Ему казалось немного за тридцать. Его внешность, его сила подействовали на Сару так, что у нее перехватило дыхание. А, вздохнув, она ощутила, как его запах — крепкая смесь лавровишневой воды и мыла для бритья — наполняет легкие, будоражит чувства.

— Вы — та, за которой мы посылали? — был следующий вопрос.

Она ответила, не колеблясь:

— Да.

— Хорошо, — сказал он с той же сокрушительной полуулыбкой, — тогда идемте. Я покажу вам картины Винси.

Пока Сара боролась с мучительным и странным желанием протянуть руку и коснуться его, он прошел мимо, овеяв ее этим запахом, и вышел в дверь, которую Олимпия оставила открытой. Как лунатик, она вышла вслед за ним и пошла наверх. Когда они поднялись на верхний этаж, он достал из кармана ключ и отпер дверь, находящуюся напротив ее двери. Распахнув ее, он жестом пригласил Сару войти.

Сара вошла в большую комнату. Сначала она не видела почти ничего, кроме ее необычайного размера, потому что тяжелые бархатные драпировки были задернуты, что придавало комнате замкнутый вид гробницы.

Потом Дэмьен отдернул драпировки, и комнату залил свет. Сара зачарованно смотрела вокруг. Комната была заполнена картинами. Они стояли на мольбертах, прислонялись к деревянным стенным панелям, висели на стенах — буквально десятки картин, исполненных энергии и в то же время трепещущих от боли, прекрасных образчиков экспрессивной живописи с богатейшей палитрой — от самых темных и глухих цветов до вибрирующих и ярких. Пейзажи, портреты, натюрморты, исполненные смелыми, страстными ударами кисти.

Сара быстро заметила, что почти все картины так или иначе повреждены — поцарапаны либо порваны. Но даже повреждения не могли испортить их великолепия.

— Боже мой, — сказала Сара, задохнувшись при взгляде на картину, изображающую сверкающее звездное небо и комету, прочертившую его. — Это Ван Гог?