Книга XXS - Ким Каспари

Осталось всего шесть дней. Все время думаю, что брать с собой.

Амелия действует мне на нервы своей посто­янной трепотней про этого глупого Аша! Я и прав­да рада, что какое-то время мне не придется слу­шать всю эту чушь.

Получается, что Амелия выиграла нашу жен­скую войну. Дело в том, что все мы когда-то дав­но, в младенческом, считай, возрасте, постоянно рассуждали о том, у кого из нас первой появится настоящий мужчина. Победила Амелия. В этом

нет ничего страшного, потому что ни у Фиоиы, ни у Никки парня пока еще нет. Плохо станет то­ща, когда лет в пятьдесят я все еще буду одинока, то есть потерплю абсолютное поражение, а Никки и Фиона давно расторгнут третий брак, и на их го­ризонте уже будет маячить новый мужчина. К сча­стью, до этого у меня еще есть время.

Если говорить честно, то я не хочу, как, напри­мер, Каро, иметь тысячи мужчин. Лучше иметь одного, но настоящего!

Сегодня после школы я сразу же пошла к Рами- ну. Теперь я часто к нему захожу. Он классный. Если хотим, то трещим как сороки, а если нет, то молчим. Мне у него хорошо, больше всего я бы хо­тела прямо сейчас поселиться у него, но я боюсь попросить. Не дай бог, он тут же начнет задавать­ся и вообразит, что мне от него что-то нужно. На фиг он мне сдался, просто мне нравится, что он все тонко чувствует, что он такой заботливый! Считай, мой второй отец, ведь ему уже семна­дцать. Я так рада, что со мной возится взрослый парень! Я думаю, он даже не подозревает, что мне в октябре только еще исполнится четырна­дцать.

Когда сегодня ночью я шла домой, я встрети­ла Юлиуса. Он со мной поздоровался.

Четверг, И июля 1996

В школе сегодня все было ужасно. Наш учи­тель информатики, господин Кришич, выставил меня сплошной свиньей, потому что мы с Сандрой опоздали после маленькой перемены на семна­дцать минут. Он дико покраснел и страшно орал. И, как всегда, начал угрожать, что напишет нам за­мечание. А ведет он себя так мерзко только пото­му, что прекрасно знает — меня его монотон­ный предмет нисколечко не интересует. Как только речь заходит о компьютере, я специально выстав­ляюсь полной идиоткой, чтобы не заниматься та­кой фигней. Это начинается каждый раз вместе со звонком на урок. Целых десять минут я делаю вид, что понятия не имею, как эта штука включается. (В это время он всегда грозится написать мне за­мечание.) Если он впадает в ярость и сам что-то там устанавливает, бормоча какую-то чушь про дисковод и базу данных, я все время кликаю на самую простую из всех графических программ (хороших программ в нашей школе, понятное де­ло, нет) и рисую до тех пор, пока он не заметит. Чаще всего от моей работы он приходит в такой восторг, что туг же заставляет меня ее распечатать и вешает на стену. (Тогда замечание считается не­действительным!) В эту минуту господин Кришич кажется мне ужасно милым.

Уже весь кабинет информатики увешан моими произведениями. Жаль только, что для того, чтобы развивать свои творческие способности, прихо­дится ходить на информатику. Мне бы больше по­нравилось ИЗО, но, кроме меня, никто этот пред­мет не выбрал. Целый учитель для меня одной?.. Нет, такого в нашей школе не бывает.

После уроков мы с Рамином, Никки и Майкой встретились у колодца. Пошли в лес покурить. В конюшне я заглянула к Пикассо. Ездить верхои смысла не имеет, я ведь еще и ходить-то толком не могу. Мальчишки сумасшедшие. Занимаются вся­кими глупостями. Когда на минутку мы остались в конюшне совсем одни, Майк сунул косяк под нос моей лошади. Пикассо как ненормальный начал нюхать, вдыхал по самое некуда. Я же ведь знала, что он тянет в рот всё подряд он ест даже бананы (фи!), клубнику и «Минтон». Но ни в каком страш­ном сне мне не могло присниться, что он будет ку­рить траву.

Рамин со своей матерью переезжает в Вей- денфельд то есть к самой конюшне. И к Юлиусу. Я только надеюсь, что Рамин будет ходить с нами, а не с вейденфельдерами. Но, может быть, мне удастся чаще видеть Юлиуса, ведь я же буду наве­щать Рамина.

От дома я теперь совсем отошла. Обычно прихожу с такой пустой головой, что мне до лай- почки, какой там текст ваяет мой папочка. Един­ственная причина являться домой — это мой драный матрац.

Воскресенье, 14 июля 1996

В пятницу я шла из школы и встретила свою тренершу по баскетболу. Она сказала, что когда я вернусь из Австралии, то обязательно должна прийти. Команда практически распалась. Если говорить честно, то в данный момент меня со­всем не тянет играть в баскетбол. У меня почти пропала всякая жажда деятельности. Кстати, сей­час я вешу 50 килограммов. Я автоматически тол­стею, хотя в некоторые дни меня рвет так, что аж всю душу выворачивает. Но я уже не могу влиять на процессы в моем организме. Во время анорексии у меня все было под контролем, теперь это­го нет. Все происходит само по себе, потому что у меня нет сил предпринять какие-нибудь дей­ствия. Не знаю, что будет, если ничего не изме­нится, но я и не знаю, что будет, если я попытаюсь что-то изменить. Я затихарилась и жду, надеясь, что когда-нибудь как-нибудь и где-нибудь кто- нибудь придет на помощь и во мне снова про­клюнется маленькая искорка радости. Я больше ничего не чувствую. Кроме ужасной пустоты.

В этом мире мне одиноко и скучно. Надеюсь оты­скать в Австралии парочку солнечных лучей, ко­торые смогу забрать с собой в Германию и распа­кую, как только снова будет так мрачно, как сей­час. Но ведь и здесь все время светит солнце, а я его даже не замечаю.

На самом деле у меня есть причина хоть не­много радоваться. В пятницу мне устроили отваль­ную на даче у дедушки Рамина, здесь же, в Штер- нентале. Была куча народу. Маленький сюрприз для меня, что я считаю ужасно милым. Мне будет всех их очень не хватать!

100 Хртя в последнее время Амелия часто действу­ет мне на нервы своим Ашем, я буду скучать по ней больше всех. По ее круглому лицу с тысячей веснушек; наверное, когда я вернусь, их будет в два раза больше. У нас родственные души. Сто­ит Амелии на меня посмотреть, и я точно знаю, че­го она хочет, о чем думает и что чувствует. То же самое происходит и с ней, хотя я никогда не была столь откровенна, как она. Вся история с моими алиментарными нарушениями проходит мимо нее как простуда и все больше вгрызается в меня, как рак, от которого нет спасения.

Я буду скучать по Рамину, по разговорам с ним. Не могу же я забыть, как возвращалась из школы и мы болтали, пока у нас ворочались языки. Когда я приеду обратно, он уже будет жить в Вейденфельде.

Мне будет безумно не хватать Никки. Она мне как сестра. Она всегда рядом. Я прекрасно помню, как она обо мне заботилась, когда я вернулась из своей психушки.

Буду скучать по Фионе, Майку, Даниэлю и по всем остальным, включая Аша и Каро.

У меня такое чувство, что я улетаю на Плутон без обратного билета. А ведь это всего каких-то жалких семь недель. Семь недель! Ужасно долго. Чемодан я уже упаковала, но открываю его через каждые пять минут, чтобы засунуть что-то еще. На­пример, очки от солнца. _

Я уже радуюсь тому, что полечу на самолете. A U J. Я еще никогда не летала так далеко. Только один раз на остров Гельголанд, когда была совсем ма­ленькой. Но я ничего не помню.