Книга Мужчина для классной дамы - Елена Ларина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди привычной малофильтруемой болтовни (мои ученики уже поняли, что я лояльно отношусь ко многим словам и выражениям и почти не обращаю на это внимания) я неожиданно уловила часто произносимую фамилию.
– Ровенский-то маху дал… Параша по инглишу – это сильно…
– Думаешь, оставят на второй год? Во ништяк! А крышу ему, видать, сильно скосило…
– Ровенского отец сегодня директору звонил. Я сама слышала, как Евгения Николаевна говорила Светлане Анатольевне, что он не ночевал дома.
– А дома прикольно не ночевать! Я однажды ночевал у кореша, круто было, не то что с предками!
Евгения Николаевна – это наш директор, дама, приятная во всех отношениях. Она обожает рассуждать про разные расцветки тканей, моды, рецепты вкусных и полезных блюд и чудодейственные диеты с таким авторитетным видом, что становится понятно – перед вами настоящий руководитель. Светлана Анатольевна – завуч и закадычная подруга Евгении Николаевны, это дама просто приятная. Щебетать с Евгенией Николаевной о тряпках – призвание Светланы Анатольевны: «Я вчера ситчик видела в Пассаже, такой хорошенький! Обожаю гобеленовые расцветки! – Светочка, но гобелен сейчас не в моде! – Женечка, ты не понимаешь, самый пик», – и, беседуя так, в духе Николая Васильевича Гоголя, наша очаровательная администрация может провести несколько часов. Совершенно непонятно, как они при этом умудряются руководить, и причем руководить очень даже неплохо. Эти милые дамы своими руками создали прекрасную школу из обыкновенной районной «дебилки» (так в наших педагогических кругах называются обычные средние школы). Конечно, и здесь есть недостатки, и одним из них является пресловутая детская борьба за успеваемость, то есть за оценки. Но ведь не ошибается только тот, кто ничего не делает. В общем, я с нежностью отношусь к нашим административным дамам – они высоко профессиональны и вполне порядочны, а близко дружить с ними и болтать про «веселенький ситчик» меня никто не обязывает.
Арсений не пришел в школу. Он не ночевал дома.
Да, новости оказались ударными. Свои четыре урока я провела, ничего не замечая. Только привычка, которую уже, видимо, можно назвать профессионализмом, заставляла меня произносить русские и английские слова, реагировать на ответы детей, писать на доске… Со стороны я, наверное, напоминала марионеток из произведений Гофмана. Думала совсем не о том, что делаю, а лишь о том, куда пропал Арсений.
Домой я летела, как на пожар, только сирены не хватало. Номер телефона Бориса Владимировича Ровенского я нашла в школьном журнале. Нужно было всего лишь его набрать, но вдруг я растерялась. Не оставлял меня один вопрос: а что я ему скажу? «Я, уважаемый Борис Владимирович, вам очень сочувствую». Отлично!
Пока я мучилась извечными вопросами закомплексованной идиотки, телефон зазвонил сам. Я быстрее русской борзой, загоняющей зайца, бросилась к противно дребезжащему аппарату, схватила трубку и тут же выронила ее из рук. Молодец! Конечно же, разъединилось – закон бутерброда, будь он триста раз проклят! Но симпатичный аппаратик задребезжал снова. На этот раз я была аккуратнее – сумела овладеть собой и бережно, как эксклюзивный бокал из богемского хрусталя, поднять трубку.
– Танька! Привет, дорогая моя ясноглазая красавица! Как ты там, на нашей малоцивили зованной родине, живешь-можешь? Все грустишь, как васнецовская Аленушка, уставившись глазами в захламленный пруд, окруженный зарослями черемухи? «Хоть и не красавица, сволочь, но доверчива…» – слегка фальшивя, пропела Катька.
Да, это оказалась моя скандинавская подруга Катька Свияжская, вернувшаяся к себе в Швецию и теперь как всегда заскучавшая по Питеру. Я ее очень люблю и всегда радуюсь ее звонкам. Всегда, но не сегодня.
– Катюш, у Васнецова на картине нет черемухи, – единственное, что я смогла из себя выдавить в ответ на бурное приветствие подруги.
– Зато у него наверняка есть комары, только он их почему-то не нарисовал – наверное, они слишком мелкие. Ну представь сама: лето, заболоченная местность…
– Катюш, я не могу сейчас… – Последнее слово мне договорить не удалось.
– И эта девица, Аленушка, сидит там и не дергается. Как думаешь, Танюх, может, раньше были какие-нибудь народные средства от комаров? Вот намазалась эта Аленушка этаким архаическим антикомарином, сидит себе в своем болоте и воняет – комаров распугивает, – Катька задорно рассмеялась над собственной выдумкой. В другой раз и я бы с удовольствием поддержала ее болтовню, но сейчас мне было не до смеха.
– Кать, прости, но я совсем не могу разговаривать. Ты по делу? У тебя все в порядке? – Кажется, я заразилась от подруги и, как Катюша, начала задавать по нескольку вопросов одновременно.
– А что у тебя случилось? Ты ждешь звонка? Ты влюбилась, да? – Катька в своем репертуаре, если я задала два вопроса за раз, то она – три, иначе Катерина не может.
– Катенька, если у тебя все в порядке, то пока, ладно?
– Да я просто поболтать хотела… – Катюша повесила трубку.
Неудобно получилось. Но Катька не обиделась, я точно знаю – она не такая, она – настоящий друг. «В беде не бросит, лишнего не спросит…» Впрочем, последнее – явно не про Катьку, она спросит все что угодно.
Что-то в словах подруги меня задело, только вот я никак не могла понять, что же, собственно. Не рассуждения же про полотна Васнецова, честное слово! А что тогда? Больше вроде мы ни о чем не говорили? Стоп, секундочку. Катька сказала, что я влюбилась, то есть спросила, не влюбилась ли я, но это неважно. Она ополоумела, как можно влюбиться в такого идиота, который, не разобравшись, кидается на всех окружающих, хотя виноват его драгоценный сынок!
Чушь какая-то. Я – старая больная вешалка, да и Бориса видела один раз в жизни, а любви с первого взгляда не бывает, я уверена. Как там нас в школе учили, на уроках по этике и психологии семейной жизни? Нас учили, что настоящая любовь может возникнуть, только если пережил с человеком много общих трудностей, съел пуд соли или прошел огонь, воду… ну и так далее. А с первого взгляда – это если на твоих глазах он совершил подвиг, например спас тебя, и ты ему благодарна. Благодарность – это любовь? Чего-то я, видимо, не поняла на этих уроках. Я быстро нашла ответ: любовь – это жалость. Я волнуюсь за Бориса, потому что мне его жалко. Обычная жалость, ничего общего с любовью, а Катька пусть отдыхает в своей Швеции!
Телефонный звонок прервал мои философские размышления, я отшатнулась от аппарата и чуть не упала, наткнувшись на спинку кресла. Как все-таки тесно в этой квартире! Три раза глубоко вдохнув (не забыть бы выдохнуть!), я «совершенно спокойно» подняла трубку.
– Татьяна Александровна, здравствуйте еще раз! Вас беспокоит Светлана Анатольевна, – так, уже ближе к делу.
Только бы она не начала говорить про моды и рецепты – этого я совершенно точно не переживу.
– Вы, конечно, в курсе того, что в вашем классе возникли серьезные проблемы с Арсением Ровенским. Мальчик не ночевал дома, не явился в школу, несмотря на, я бы сказала, экстремальную ситуацию с английским языком. Его отец в панике, собирается обратиться в милицию…