Книга Сто фильтров и ведро - Валерий Дашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда я по-русски объясняю ей, что ей нужен исполнительный директор, а не менеджер. И уж точно не я. Я — управляю, а не исполняю. Я объясняю еще раз: одна-две оптовые продажи не решат внутрифирменных проблем, просто будут глотком воздуха. Ну, докажу я, что в состоянии продать десяток — другой фильтров системы S1Q, made in Canada, с торговым знаком «Ultra Plus» — дальше что?
«Кто мешает тебе заняться оптовыми продажами?» — спрашивает она, и, как обычно, мне хочется задушить ее ремнем от брюк или свернуть ей шею по всем правилам кинематографа.
Мне мешаешь ты, говорю я. Во всем. Просто не даешь работать. У меня нет ни рабочего места, нет менеджеров в помощь. У меня визитной карточки нет. У компании нет нормального внешнеторгового контракта, по которому можно судиться, или получить замену в случае, если нам поставят брак. Продать оптом бракованную партию — нынче все равно, что получить пулю в башку. У меня продажной цены — и той нет, и любая оптовая цена будет конкурентной для МЛМ, начнутся дикие скандалы с клиентами, купившими фильтры по восемьсот долларов США, если выставить их в магазинах за триста пятьдесят. У нас нет гарантий послепродажного обслуживания, я говорил ей об этом триста раз. Нет рекламы для опта. Нет для розницы — для людей, которые увидят фильтр издали, впервые в жизни. При условии, что увидят. Ни один продавец не объяснит толком его характеристики. Для чего покупать наше устройство, а не «БРИТУ» за триста рублей. У нас нет ничего, понятно тебе?
«Ну, а все-таки, без всего этого — можно?».
И я смеюсь, искренне, от всей души.
Потому что слышу голос социалистической своей отчизны.
Где было возможно все — повысить удои, построить коммунизм и перегнать Америку.
Иришка хорошенькая. И выглядит моложе своих лет. Она ладная, голова в золотых кудряшках, синие, почти васильковые глаза. Чудесные зубы, сочные губы, алый рот. Мечта повернутых на blonde. Она не столько похожа на Мерлин Монро, сколько на сублимированный образ советских актрис в послевоенных кинофильмах. На золотоволосую сумасбродку. Подругу летчика. С кордебалетом ухажеров с букетами и фруктами. Похоже, я смеюсь заразительно, потому что она начинает улыбаться. Лицо светится, кошачье-напряженное выражение глаз смягчается. Ей кажется, что мы, наконец, нашли общий язык. Что мы поладили.
Я знаю, что все без толку.
Тем не менее, я готовлю flyers по всем правилам военного искусства. По фьючерсной форме. И рассылаю его пятидесяти нефтяным и газодобывающим компаниям в места дислокации, начиная с Тюмени, Салехарда, Сыктывкара — где о превышении ПДК (предельно допустимых норм) молчат всегда. Где моются соляркой и керосином. Где очередь за фильтрами системы S1Q, made in Canada, с торговым знаком «Ultra Plus» должны занимать с ночи. Компании молчат, как индийские гробницы. Что совершенно естественно. Сдались им эти рабочие! Когда есть штрейкбрехеры из Украины, готовые травиться чем угодно и где велят.
Кроме того, у меня на руках сводные таблицы по Москве, Московской области и двадцати-тридцати городам, краям и республикам, с данными санитарно-эпидемиологического надзора. Проблема в том, на сколько регионы занижены. Но даже так таблицы — впечатляют. Как торговый дом следует за часовым поясом, продвигая халаты и бикини туда, где приближается лето, так мы следуем за экологическим неблагополучием. Мы должны чуять катастрофы. Катаклизмы. Мы должны искать стронций и ядерные отходы. Могильники и захоронения. Капища технотронной эры. Города под номерами. Пятна заражений на теле Земли. Под которыми таятся льды и зеленые огни стынут в озерах метана.
Такую карту я видел в одном комитете Верховного Совета СССР.
И не спал потом две ночи кряду.
Наши таблицы были не хуже. С такими в руках я готов был объясняться со взяточниками из Минздрава, с душегубами из Санитарно-эпидемиологического надзора, с бородатыми юродивыми в органах местного самоуправления, с мэрами, префектами, депутатами Верхней и Нижней палат. Конечно, нужны еще деньги. И посредники. И бандиты. Потому что нельзя дать деньги — и не получить результат. Мы живем в эпоху тотальной коррупции. Конец которой положить может только диктатура — или инстинкт самосохранения, который мы растеряли в революциях, репрессиях, войнах и топим в водке, столько, сколько помню себя! Сколько раз рассудок подсказывал мне, что нужно учить английский язык, а не заниматься глупостями. Бедная мама говорила то же. Спасти нацию нельзя. Просто невозможно. Мир живет в ожидании Годо — русские ждут Мессию, как не снилось евреям — и будут ждать до Судного дня.
По сути, дар — несчастье. Как способность говорить с призраками. Сублимация опыта и интуиции. Я заранее знаю, как поведет себя госпожа Чернавцева, или что скажет мне Юра, когда он вползает в кабинет. Я знаю, чем все кончится, но предпочитаю обманываться, как и все мы. Это называется: надеяться.
И, конечно, Иришка не придумывает ничего занимательней, чем пригласить Чернавцеву и меня в зал для обучения, и объявить следующее решение — «Мы устроим соревнование между МЛМ и оптовыми продажами (мной).» Дама бредит. Я киваю. Какая, в конце концов, разница? Проигрывать мне нечего — выиграть могу. У меня, наконец, развязаны руки. Теперь я могу в действии показать, чего стоят ее МЛМ и Бонапартовские планы Чего стоят ее акционеры, Чернавцева, Юра, весь этот сброд.
Тут госпожу Чернавцеву деликатно просят покинуть помещение. И переходят к следующему отделению, а именно: не согласится ли моя Лера пойти к нам на фирму Генеральным директором?
Я этого ожидал — и мгновенно отвечаю: «Разумеется, нет».
Надо быть законченной идиоткой, чтобы спросить: «Почему?» Эта спрашивает.
Я объясняю ей, что причин множество: раз — у Леры мой пример перед глазами, два — если я не знаю, кто я тут — она тем более не будет знать, кто — она, «директор» у Иришки имя назывательное, три — я не готов зависеть от своей жены, хватит того, что она — директор дома. Если когда-нибудь я приглашу ее работать, то на фирму — не в бардак, который она тут развела.
И, пользуясь случаем, выкладываю ей все. Что наболело и накипело.
«Да в чем проблема? — удивляется безмозглая. — Мы заключим с ней договор».
И, конечно, Лера решает прийти мне на помощь.
Скрыть разговор с Иришкой я, конечно, не могу.
Дура дурой, Иришка получает двух менеджеров за одни деньги. Ай да Иришка!
И, конечно, как у нас повелось, мы жалеем ее.
Голова ее представляется мне сводами средневековых подвалов, закоулками катакомб, где шныряют тени и крысы, где прах и тлен, где горит зарево преисподней, где над пропастями кружатся висельники и нетопыри висят вверх ногами, где перекликаются сумасшедшие, говорят стены и горят воспаленные глаза. Ей свойственна смекалка юродивой. Она выжившая из ума ключница из пьесы Дюрренматта, которая унаследует мир. Она сова, вперившаяся в нас мертвыми глазницами, чтобы слушать, как колотятся наши сердца.