Книга Влюбленный призрак - Джонатан Кэрролл

По очевидным причинам она не удержалась, чтобы не заглянуть в спальню. Но через несколько мгновений после того, как она туда вошла и убедилась, что там пусто, донесся звук захлопываемой входной двери. Бен вернулся!

Спеша по коридору ему навстречу, Фатер остановилась как вкопанная, когда вместо Бена увидела какого-то старика, совершенно ей незнакомого, который стоял прямо в дверном проеме, держа в руке провисший поводок, прицепленный к ошейнику Лоцмана. Старик озирался вокруг, испуганно приоткрыв рот. Даже на расстоянии легко было видеть, что он совершенно потерян и сбит с толку.

Фатер осторожно приблизилась. Она была, несомненно, сильнее незнакомца, судя по его возрасту и внешности, но кто его знает? Увидев ее, Лоцман завилял хвостом и побежал к ней, вытянув поводок из несопротивляющейся руки старика. Он будто вернулся на землю и уставился на нее.

— Кто вы такой? Как вы сюда попали? — спросила Фатер.

Медленно опустив голову, он посмотрел на ключ, который держал в руке. Поднял его, чтобы показать Фатер, но ее интересовало только его лицо. Она видела, что он пытается разобраться, как такое случилось. Почему он здесь?

Потом он потер свой нос. Этот жест был в высшей степени знакомым: в жизни она встречала только еще одного человека, которому он был свойствен. Поднеся раскрытую ладонь к кончику носа, он несколько раз постучал по нему, после чего потер. Постучал, затем потер. Это выглядело смехотворно; если бы она увидела такой жест у кого-то другого, то улыбнулась бы или даже рассмеялась бы.

Но сейчас — сейчас она застыла. Ей едва удалось выдавить из себя:

— Бен?

Его рука перестала тереть нос. Глаза старика, теперь проясняющиеся, обратились на нее. Они были добродушными и смущенными.

— Простите, но разве мы знакомы?

— Бен? Это в самом деле ты?

Вытянув перед собой обе руки, он смотрел на них так, словно проверял, ему ли они принадлежат. Потом улыбнулся.

— Думаю, это я. Но об одном ли и том же Бене мы говорим? — Его улыбка была привлекательной и по-стариковски вежливой. — Меня зовут Бен Гулд. Мне действительно очень жаль, но я вынужден признать, что не помню вас. Но вы, пожалуйста, не обижайтесь. У меня болезнь Альцгеймера, по крайней мере я так думаю, и она превратила мои мозги в швейцарский сыр.

Фатер не знала, что сказать. Не знала, что думать. В то мгновение она не могла поверить своим глазам. Старик продолжал ей улыбаться, но его взгляд говорил, что никого нет дома.

Волоча за собой поводок, Лоцман направился в кухню, чтобы попить воды и быстро обследовать свою миску для еды.

Привидение сидело за кухонным столом, куря сигарету, и разглядывало расплывающийся дым.

— Что случилось, Лоцман? Кто этот старик? Где ты его подобрал?

Вместо ответа пес наклонился и надолго припал к воде.

— Лоцман?

— Подожди минутку, ладно? — Он попил еще немного, затем остановился. — Не знаю, что происходит. Мы шли по улице и постепенно стали замедлять шаг. Я не обращал внимания, пока мы вообще не остановились. Повернулся, а там он.

— За одну минуту он превратился в старика?

— Полагаю, что так. Говорю тебе, Лин: я не видел, как это случилось. Вдруг оказалось, что мой поводок держит какой-то старикашка, озираясь вокруг так, словно совершенно заблудился. Я привел его сюда, и он меня впустил. Конец рассказа.

Привидение погасило сигарету на кончике своего языка. Затем, осторожно положив окурок на стол, сказало:

— Это недобрая весть. Очень даже недобрая.

Они услышали шаги, направлявшиеся к ним по коридору. В кухню вошла Фатер Ландис. Подойдя к шкафу, она достала чайник и две чашки. Наполнив чайник водой, поставила его на плиту. Явно знакомая с тем, где что хранится в этой кухне, она открыла другой шкаф и окинула взглядом богатый ассортимент коробок чая, стоявших на полке. Бен и его чай, Бен и его любовь к хорошей пище. Каким же образом старик в комнате рядом мог оказаться им?

Пес и Лин пристально наблюдали за ее перемещениями по кухне, пока она расставляла на подносе чайные принадлежности. Прежде чем покинуть гостиную, она помогла старому Бену добраться до кресла и сказала, что приготовит чай. После этого они смогут поговорить. Старик уселся со стоном, говорившим о полном изнеможении, и благодарно кивнул в ответ на ее предложение. Он выглядел настолько изнуренным, что она боялась оставить его одного.

Через несколько минут все находившиеся в кухне резко напрягли слух. В гостиной кто-то пел, и это означало, что поет не кто иной, как старик.

Удивленные звуком его очень недурного голоса, они слушали песню.

Зеленый кузнечик в траве стрекотал.

Веселая птичка порхала.

А я, на чужбине, ту ночь вспоминал,

Когда ты меня целовала.

Горячие руки ласкали меня.

Холодные звезды горели.

И мы обнимались с тобой до утра

На смятой ирландской постели…

Выходка старика показалась привидению странной. Лоцман поднял морду. Эта песня была ирландской балладой, которую Бен распевал всякий раз, когда был счастлив. Частенько он насвистывал ее, даже не осознавая этого, — например, когда готовил какое-нибудь сложное блюдо. Где бы ни была Фатер, она, услышав, что Бен поет ирландскую песенку, сразу понимала, что он доволен.

Оставив чайный поднос на столе, она поспешно вышла из кухни. Обнаружила, что старик поет перед книжными полками Бена. Он смотрел в раскрытую книгу, которую держал в руках.

Мельком взглянув на Фатер, он взволнованно сказал:

— Я знаю эту книгу, я ее знаю!

В его голосе прозвучало такое удовлетворение, словно он сам нашел дорогу домой. Он протянул книгу ей, и она увидела имя «Джон Торн», напечатанное на корешке. Торн был одним из любимых авторов Бена. Он любил зачитывать ей отрывки из его гастрономических книг и часто пробовал готовить по приведенным в них рецептам, если они не были чересчур экзотичными.

Его улыбка погасла, рука с книгой задрожала и упала вдоль туловища.

— Это ужасно. Можете вы понять, настолько ужасно не помнить свою собственную жизнь? Пока ты молод, значение имеет только то, чем ты живешь. А как состаришься, все держится лишь на том, что ты помнишь. Единственное, что осталось у меня от жизни, — это мои воспоминания, но теперь они тают в голове. И я ничего не могу сделать, чтобы этому помешать. А еще хуже то, что иногда кое-что помнится мне слишком ясно. Как вот когда я увидел на полке эту книгу — Джона Торна. Я знаю это имя. Однажды я готовил его рыбную похлебку с ржаной мукой. Сознание мое постоянно мерцает, но вдруг все вспоминается в точности таким, каким оно и было. Потом свет гаснет и я смотрю на то, что оказалось у меня в руках. Смотрю на книгу и думаю: что это? Где я это взял? — Он нахмурился. — В моем возрасте у человека нет ничего, кроме его воспоминаний. Я не хочу, чтобы это звучало так, словно я жалею самого себя, но это правда. Кем я стану, когда моя память угаснет? — Он снова вздохнул. — Как вас зовут? Вы можете назвать мне свое имя?