Книга Счастье возможно - Олег Зайончковский

– Дяденька, возьмите собачку, – повторила она, видимо, уже в который раз.

– Давай, – сказал я не раздумывая и принял у нее сверток, в котором немедленно что-то запищало.

– Спасибо, – улыбнулась девочка и побежала от меня по лужам.

Надо было спросить, как зовут собачку, но я не догадался. Да я девочкиного-то имени не знал. Вернувшись домой, я внимательно изучил содержимое свертка. Существо оказалось мужского пола, примерно полутора месяцев от роду. Заглянув в святки, я нарек его Филиппом.

Маринованные орхидеи

Что есть первейшее из общественных благ? Конечно же, магазин шаговой доступности. (Ценовая доступность подразумевается, хотя это понятие относительное.) Если бы у нас везде были устроены МШД, то не нужна была бы ОП при президенте, потому что каждый такой магазин сам по себе есть замечательный гражданский форум. В торговом зале его мы громко заявляем о своих правах, на крылечке ведем продолжительные дискуссии, а на задворках осуществляем личные свободы, не установленные законом. И все это не отвлекая правительство от государственных дел.

Что касается моего микрорайона, то он в этом смысле благоустроен как нельзя лучше: ближайший магазин находится у меня прямо под окнами. При желании я могу плюнуть на его крышу, так что получается даже не шаговая доступность, а плевая. Построен этот магазин давно, и когда-то он назывался просто «Булочная». Булок в нем отродясь не бывало, но хлеб и твердые советские пряники купить было можно. Потом, когда в стране произошли всем известные перемены, магазин был приватизирован и стал называться «Булочная Роза Магазин». Кто была эта Роза – первая владелица магазина, жена владельца или его любимая женщина, сегодня уже никто не знает. За пятнадцать последующих лет торговая точка несколько раз поменяла хозяев; вывеску обновляли, слова в ней переставляли местами, но набор их всегда оставался тот же. Я понимаю, что убрать «Розу» с вывески нельзя, потому что теперь это бренд. Но меня удивляет упрямство, с которым наш магазинчик по-прежнему именует себя «булочной», ведь булок в нем как не было, так и нет. Зато, кроме булок, есть все, хотя и низкого качества. Невзыскательный потребитель, живущий в шаговом радиусе, в том числе и я, всегда отоваривается в «Розе».

Однако если же мне хочется непременно булок или какого-то непросроченного продукта, то приходится сделать на шаг больше. Метрах в двухстах от моего дома расположен большой современный гастроном. Считается, что он экономкласса, но это не значит, что покупатель может в нем шибко сэкономить, – здесь экономят на покупателе. В зимнюю пору старушки, словно кегли, падают на его обледенелом крыльце, а в зале зимой и летом нечем дышать. Я уж молчу о хронической нехватке продуктовых корзинок и ключиков от камеры хранения. Гастроном-эконом – это у нас второй уровень потребительской достаточности.

Третий уровень, наивысший в нашем районе, олицетворяет магазин «Престол». От первых двух он отличается самооткрывающимися дверями и некоторыми строгостями внутри. Ну и ценами, конечно. Третий уровень находится от меня в трех шагах, но для моего кошелька он недосягаем, как, впрочем, и для большинства здешних кошельков. Обычно мы проходим мимо «Престола»; чудесные двери его зазывно зевают, но ловят лишь воздух. Кассирша тут не перегружена работой – целый день она перелистывает бледными наманикюренными пальчиками гламурный журнальчик или кокетничает с охранником.

Третий уровень потребления – не мой уровень; мой находится где-то посередине между «Розой» и экономом, да и то когда финансы мои в относительном порядке, а так бывает не всегда. Беспорядок в моих финансах наступает, если мне приходится делать какие-нибудь крупные покупки – например, ботинки или брюки. В таких случаях я, бывает, одалживаюсь у «зятя» – так я называю Дмитрия Павловича, мужа Тамары, моей бывшей жены. Мне это не слишком приятно, но деваться некуда. Я – писатель, следовательно, фигура публичная, следовательно, без приличных ботинок мне никак нельзя. Так рассуждаю я, и Тамара со мной согласна, хотя на самом деле ничто ни из чего не следует. Просто относительная моя известность как прозаика дает мне возможность беспрепятственно миновать фейс-контроль в некоторых московских литературных клубах. Время от времени я бываю то там, то тут на чужих презентациях и вручениях, если, конечно, эти мероприятия сопровождаются фуршетом. Хожу я туда не для удовольствия, а с тем только, чтобы доказать Тамаре и Дмитрию Павловичу, что являюсь культурно значимой единицей. Иначе, подозреваю, он не стал бы мне ссуживать деньги на ботинки, и я бы не смог туда ходить.

Когда моя задолженность превышает мою кредитоспособность, Дмитрий Павлович не списывает ее, а реструктурирует. Процедура эта для меня тоже не очень приятная в моральном отношении. «Забудь про деньги, – говорит Дмитрий Павлович, – отдашь, когда сможешь». Первая часть фразы у него не вяжется со второй, потому что если я забуду про деньги, то не отдам уже никогда. Но это ладно. Хуже, что затем он начинает рассуждать о том, как бы пристроить меня к какому-нибудь делу, – конечно, не для того, чтобы мне с ним расплатиться, а чтобы я мог сам покупать себе ботинки. Разговоры на эту тему носят у нас ритуальный характер и никогда не заканчиваются ничем конкретным. Никогда, за исключением одного случая, о котором я сейчас расскажу.

Однажды Дмитрий Павлович позвонил мне и сообщил, что я приглашен на ужин. Ужин так ужин – я редко отказываюсь от подобных приглашений. Но было странно, что звонил он в середине рабочего дня. Если я пытаюсь связаться с ним в это время, Дмитрий Павлович не сразу вспоминает, кто я такой, и говорит со мной наводящим страх начальственным тоном. Впрочем, тон и на сей раз был командный, не допускавший возражений:

– Будь готов в половине восьмого. Мы с Тамарой тебя заберем.

Я попытался уточнить, по какому поводу предполагается ужин и почему мне непременно надо на нем присутствовать, но Дмитрий Павлович не стал входить в подробности.

– Некогда мне сейчас с тобой, – отрезал он. – Ужин деловой, а что к чему – там узнаешь.

Не вполне удовлетворенный его ответом, я перезвонил Тамаре. Менеджеры ее звена не так важничают, к тому же, судя по хлюпающим звукам, иногда раздававшимся в трубке, мой звонок застал ее за кофе в корпоративном буфете.

– А что тебе не ясно? – удивилась Тома и хлюпнула. – Дима нашел тебе работу и хочет с кем нужно познакомить.

– Вот оно что, – пробормотал я, – понятно. Но хотелось бы и мне быть в курсе.

– В курсе чего?

– Ну… где мы ужинаем и с кем.

– А Дима тебе не сказал? – Тома хлюпнула. – Ужинаем у Сырова в «Сырниках».

– Но с кем?

– С Сыровым, конечно.

Я помолчал, соображая. Гастрономическая фамилия всплыла из глубин моей памяти и… скрылась опять.

– И кто он, этот Сыров? – спросил я осторожно.

Тамара изумленно ахнула:

– Как это – кто? Ну ты даешь, писатель! Он же знаменитость; у него все ваши кушают.

– Наши?