Книга Дом дневной, дом ночной - Ольга Токарчук

Во время одного из пиршеств барон сказал Вольфраму: Если бы ты вошел к ней и взял ее силой, она бы, еще не познавшая вкуса любви, осознала, что теряет, и сама бросилась в твои объятия. Неужто ты думаешь, она сильно отличается от тех девок, что готовы задрать юбку по первому требованию?

Вольфрам послушно встал, пошатнулся, но тут же собрался с духом и зашагал прямо к двери. Барон оттолкнул девку, приказал налить себе вина и ждал. Не прошло однако же и минуты, как Вольфрам возвратился. Его лицо выражало ужас, он открывал и закрывал рот, а рукой показывал за спину. В зале воцарилось гробовое молчание. Барон вскочил со скамьи и немедля бросился туда, куда указывал Вольфрам, а за ним потянулись любопытные гости, прислуга и музыканты.

XVII. В горнице без окон стояла Кюммернис, но она мало походила на ту женщину, которую все знали. Ее лицо обросло шелковистой бородой, распущенные волосы ниспадали до плеч. Из разорванного лифа платья торчали две обнаженные девичьи груди. Взгляд темных, но кротких глаз скользил по лицам любопытствующих и в конце концов остановился на бароне. Девки стали осенять себя крестным знамением и попадали на колени. Кюммернис — или же некто другой — подняла руки, будто желая всех их прижать к груди. И промолвила тихим голосом: Господь мой избавил меня от себя самой и наделил своим ликом.

В ту же ночь барон приказал замуровать уродца в темнице. Вольфрам оседлал коня и, не попрощавшись ни с кем, уехал восвояси.

ВНОВЬ ЯВЛЯЕТСЯ ДЬЯВОЛ И ТРИЖДЫ ИСКУШАЕТ КЮММЕРНИС

XVIII. В первую ночь явился к Кюммернис Дьявол под видом младенца. На миг прервав молитву, она обнаружила у стены колыбельку, а в ней малое дитя, беспомощно попискивающее.

Удивилась Кюммернис, завидев ребенка, перестала молиться, взяла его на руки и прижала к груди. Расхохотался Дьявол грубым смехом и сказал, ликуя: Ага, попалась! А она ответила ему на это: Нет, это ты попался. И еще крепче прижала его к груди. Дьявол хотел вырваться, но не сумел, поэтому решил опять изменить свой облик. Но сила, исходящая из груди святой, была столь могучей, что одурманила Дьявола и лишила сил. Понял он, что схватился с кем-то, не уступающим ему, а возможно, даже превосходящим его силой, ибо близким к Господу. Однако он не отступился от своих замыслов, а лишь решил действовать иначе.

Ты могла бы любить и быть любимой, сказал он.

Могла бы, ответила она.

Ты могла бы носить в своем чреве дитя, ощущать его внутри себя, а потом произвести его на свет, продолжал он.

Предать жизни, промолвила она.

Ты могла бы его купать, кормить, пеленать и ласкать. Могла бы наблюдать за тем, как он растет, как плотью и душой становится на тебя похожим. Ты могла бы принести в дар своему Богу его, а также и других детей, и Он был бы несказанно счастлив.

Могла бы.

Взгляни на меня, воскликнул тогда Дьявол.

Она еще сильнее прижала его к груди. С нежностью водила рукой по его гладкой коже. Затем достала грудь и приложила к ней Дьявола. Тот рванулся и исчез, как будто его и не было.

XIX. На второй день во время перерыва в молитве он явился к ней в облачении Епископа и произнес речь, с какой имеют обыкновение обращаться к пастве своей Епископы. И сказал он ей:

Что ты хочешь им доказать? Что Бог в точности исполнил твою просьбу и превратил тебя в чудовище? Тебе следовало бы уже получше Его знать. Он и не такие вещи творил.

Никто не поймет того, что произошло. Забудут о тебе, устыдившись. Будут поносить тебя и осмеивать. Это чудо повергнет всех в страх. Люди не поверят, что оно исходит от Него. Чудеса должны быть прекрасны и возвышенны. Должны благоухать и источать божественный свет, сопровождаться звучанием благостной музыки. А кем ты стала? Женщиной с бородой. Ты сейчас годишься в уличные комедианты.

Твое упрямство здесь, в одиночестве, с чужим лицом вместо твоего красивого лика лишено смысла. Ты — не Он. Он сыграл с тобой шутку, и Ему до тебя больше нет дела. Он забыл о тебе, отправился творить новые миры. Думаешь, в Его мыслях осталось для тебя место? Он отдал тебя безмозглой толпе зевак, которые наравне с причислением к святым будет домогаться твоего сожжения на костре.

Никто о тебе и не вспомнит. Ты напрасно остаешься здесь и напрасно страдаешь. Хочешь Бога учить любви? Хочешь докучать Ему своей ничтожной особой?

Услышав сие, Кюммернис осенила Епископа крестным знамением и ответила:

Твоя сила проистекает из сомнения. Да будет тебе дано когда-нибудь познать благодать доверия.

При этих словах Дьявол исчез.

XX. На третий день в темнице девы появился святой Крест, а на нем тело Спасителя, но безликое. Тогда сердце Кюммернис исполнилось печали, принялась она себя винить, что ее ради Он лишил себя лица. Но душа Кюммернис была зоркой — там, где есть грех, Его не может быть. Уразумела она, что Дьявол пришел к ней в третий раз, и трижды перекрестила распятие. Понял Дьявол, что разоблачен, и задрожал.

Чего ты от меня хочешь? — спросил он, испугавшись, ибо уже давно никто, подобный сей женщине, не обретался в человеческом теле.

Ответила она ему: Исповедуйся мне. Покайся в своих грехах.

Воскликнул Дьявол в отчаянии: Как же так? Должно ли мне перед человеком исповедоваться?

Но однако же видел, что иного выхода у него нет, а посему начал говорить, сперва со злобой, а потом со все большим смирением. И исповедовался три дня и три ночи, а под конец просил в ее лице весь род человеческий простить ему всяческое зло, им совершенное.

Сказала ему Кюммернис: Неужто ты не дитя Божье, как и я, как и все люди?

А услышав ответ, познала тайну Бога и выпустила едва живого Дьявола из своих объятий.

МУЧЕНИЧЕСТВО И СМЕРТЬ КЮММЕРНИС

XXI. В помрачении рассудка барон начал все безудержнее пить, а когда пришел в себя, обнаружил перед замурованной дверью темницы свежие цветы и зажженные свечи. Заметил также погруженную в молитву небольшую толпу женщин, которые тут же разбежались, устрашившись его гнева. Это привело его в еще большее бешенство.

И взревел он громовым голосом: Кто ты такая, чтобы противиться моей воле?

Отвечала она ему: Во мне Бог.

Барона обуяла ярость, какой он доселе никогда не испытывал. Не изведал он ее ни тогда, когда из утробы матери продирался на свет, ни тогда, когда истреблял войска нечестивых. Такое могло проистекать либо только от Бога, либо от Дьявола. Одним ударом ноги он сокрушил недавно сложенную стену и оказался пред лицом существа, которое не покорилось его воле. Ослепленный гневом, он набросился на дочь и, осыпая проклятиями, пронзил ее кинжалом. Но и этого ему было мало, а посему он поднял тело и пригвоздил, распятое, к бревенчатому потолку, вопя при этом: Коли в тебе Бог, то и умри, как Бог.