Книга Продавцы теней - Ольга Шумяцкая

В дверь постучали и на пороге показался молодой человек с волосами спутанными и явно давно нестрижеными, чего месье Гайар терпеть не мог.

— Вы снимать потоп? — холодно осведомился месье Гайар.

— Уи, — был ответ мальчишки, и в этом «уи» месье Гайар услышал спокойствие нахала.

— Вы снимать мадам Зарррецкий?

— Уи.

— Во вррремя потоп?

И тут молодой человек засмеялся. Месье Гайар вздрогнул. Чего он не ожидал, так это смеха. Пусть бы наглец оправдывался, или умолял о прощении, или врал, на худой конец. Но он смеялся, даже насмешничал. Месье Гайар уставился на Эйсбара непонимающим взглядом.

— Как же я ее во время потопа снял бы? — воскликнул Эйсбар. — Ее же там не было!

— Не понимать ваша логика!

— Логика моя простая. Чтобы публика рыдала. Потоп же в 6 часов утра случился. Там, кроме сторожа, вообще никого не было! А сторож — пьяная рожа — спал во дворе. Ему даже штанов не замочило. А публика любит, чтобы была трагедия.

— Но откуда?..

— Да из других фильм настриг. Хорошо, вот Зарецкую нашел, ее во время какой-то репетиции снимали.

— Мадам Зарррецкий подаст суд, — еще холоднее произнес месье Гайар, с трудом придя в себя после шока, вызванного смехом молодого человека. — Вы отвечать. Сейчас — идти. Вы уволен.

Молодой человек пожал плечами и двинулся к двери.

Выйдя на улицу, Эйсбар пошел куда глаза глядят по весенней Москве, вдыхая аромат сирени, вьющийся над городом, заглядывая во дворы, полные цветущих яблонь и вишен, срывая и разминая в ловких пальцах желтые цветки акаций, жуя на ходу пирожки, купленные у торговки. Идти ему было некуда, и он не сразу сообразил, что оказался на Неглинке, у дома Ленни.

За ту неделю с небольшим, что прошла после премьеры в «Элизиуме» и первого посещения Ленни его ателье, Эйсбар два раза был у нее дома и подружился с Лизхен. Они сразу понравились друг другу, быть может, оттого, что оба смотрели на мир равнодушным взглядом человека, погруженного в собственные желания. Поэтому в подъезд Эйсбар вошел уверенно, зная, что может прийти без предварительного предупреждения.

Дверь открыла горничная, но он, бросив короткое:

— «Без доклада!» — быстро прошел в гостиную.

Лизхен, держа в руке папироску в длинном мундштуке, полулежала в кресле в одном из самых соблазнительных неглиже, открывающем все прелести ее пышного тела.

Эйсбар кинул взгляд, оценил, покачал головой и поцокал языком. Лизхен состроила капризную гримаску.

— Прекратите, Эйсбар! — молвила она нарочито недовольно. — И вы туда же! Имеет право женщина хотя бы у себя дома носить то, что хочет?

— Вы, прэлэстница, на все имеете право! — и Эйсбар, подвернув под себя ногу, не спросясь уселся на стул.

— Ну, рассказывайте, что новенького в синема!

Эйсбар открыл было рот, чтобы рассказать, что синема понесло невосполнимую утрату, так как его опять уволил очередной делец от искусства.

Но тут дверь отворилась и со стороны спальни в гостиную вошел Жоринька в панталонах и рубахе с распахнутым воротом. Вихляющей походкой Жоринька подошел к дивану и раскинулся в томной позе.

— Ну как ты, дружочек? Выспался? — проворковала Лизхен. — Знакомьтесь, Эйсбар, мой дружок.

— Да мы знакомы, — сказал Эйсбар, оборачиваясь к Жориньке и невольно любуясь мужским совершенством его тела и женской изнеженностью позы.

Жоринька сидел, свесив с подлокотника узкую белую девичью кисть. В распахнутом вороте рубахи виднелась безволосая грудь. Время от времени Жоринька поправлял золотой локон, падающий на лоб, рассматривал, собрав пальцы горсткой, безупречный маникюр, откашливался, желая, видимо, что-то сказать, но каждый раз передумывал и только надувал пухлые губы, проводил по ним кончиком языка.

— Чаю? — предложила Лизхен и позвонила.

— Неплохо бы, — ответил Эйсбар, наевшийся по дороге жирных пирожков.

Он по-прежнему не сводил глаз с Жориньки. «Не поручусь, что маленький негодяй не подщипывает брови», — пронеслось у него в голове.

Тут горничная внесла чай, а за ней в комнату влетела Ленни — девушка не девушка, эльф не эльф — в свободном блузоне с широкими свисающими рукавами, немыслимых шароварах и балетных туфельках. Она летела на цыпочках, как на пуантах.

— A-а, Эйсбар, и вы тут! — вскричала она и запрыгала вокруг компании то на одной, то на другой ноге. — Полюбуйтесь, что творится! Живет здесь три дня, столуется. — Она остановилась возле дивана и уперлась пальчиком в грудь Жориньки. Тот надулся. — Из дома не выходит, за вещами послали.

— Не городи ерунды. За какими вещами? — Лизхен, смеясь, замахала рукой, рассыпая вокруг себя пепел. — Не слушайте ее, Эйсбар! Подумаешь, послали в галантерейную лавку за бритвенным прибором.

— С этого все и начинается, — отозвалась Ленни, скрестила тонкие ноги и уселась на пол. — Ну а у вас что происходит, Эйсбар?

— О! У меня все прекрасно, милая Ленни! Меня только что уволили из «Гомона». Так что разрешите представиться, дважды безработный гражданин! — Он приподнялся и отвесил шуточный поклон.

— Так это действительно прекрасно! — закричала Ленни, радостно захлопала в ладоши и вскочила на ноги.

Эйсбар в недоумении уставился на нее.

— Ну как вы не понимаете, вы же теперь свободны!

— А зачем мне эта свобода?

— А затем, что теперь мы займемся вот этим! — И она снова ткнула пальчиком в Жориньку. — У меня с ним контракт. Надо его кому-то продать, чтобы деньги в дом приносил. А то ест, пьет, а пользы никакой.

— Как это никако-ой? — пропела Лизхен. — Очень даже како-ой!

Жоринька изогнулся на своем диване и плавным движением закинул руку за голову, как обнаженная маха на картине Гойи.

— Я его загримирую, а вы, Эйсбар, сделаете с него фотографические снимки, — продолжала Ленни. — Потом я пойду к Ожогину или Студёнкину и продам им нашего дружочка. Пусть лучше снимается в синема, чем глаза тут мозолить.

— А вы уверены, что его купят? — поинтересовался Эйсбар так, будто Жориньки не было в комнате.

— Купят, купят, — уверенно заявила Ленни и подскочила к дивану. — Товар-то — загляденье. Вы только посмотрите, что за кудри! А нос? Типично греческий нос! А губы? Они созданы для поцелуев! А зубы! Жоринька, откройте рот! — Жоринька нахмурился, но тут же спохватился, разгладил пальцем морщинку на лбу и послушно открыл рот. Ленни постучала ногтем по его передним зубам. — Эх, мне бы такие зубы! Жемчуг! Короче, тащите фотографический аппарат, Эйсбар!

Эйсбар глядел на этот вихрь и поражался. Только вчера она сидела у него в мастерской и как завороженная слушала лекцию о ракурсах. А сегодня — железная хватка бульдожки. Черт его знает, чего в этом больше — природного авантюризма или немецкой деловитости.