Книга Охотник - Александр Новиков

Здесь было много – избыточно много! – всего – машин, звуков, людей. Сновали клерки в европейских костюмах, шли по своим делам арабы в длинных, до пят, джеллабах. Шаркали по асфальту бубушами без задников. Шли водоносы в красном, в широкополых шляпах, увешанные колокольчиками, несли за спиной меха из козлиной кожи, стучали посохами.

Гурону хотелось есть, хотелось курить. Он долго шел по городу, высматривая добычу. Забрел довольно далеко от центра. На одной из улиц, возле бара, увидел пьяного белого. Белый стоял, прислонившись к стволу пальмы, блевал и бормотал по-английски. На него уже нацелились двое арабов. Гурон сказал арабам: салам. Пьяному громко крикнул: Рой, старый пьяница! Как ты здесь оказался? Тебя же здесь ограбят! – потом подхватил англичанина под мышки и поволок. Арабы что-то прошипели и пошли следом. В ближайшем переулке Гурон вытащил из кармана англичанина бумажник. Поискал документы, но не нашел. Подбежали арабы, стали что-то доказывать. Видимо, они считали англичанина своей законной добычей. Гурон сказал: пошли вон, уроды… его не поняли, зашипели зло: мани! Мани.

– Пошли вон, – повторил Гурон устало. Один из арабов вытащил нож – длинный и узкий. Гурон покачал головой, сказал: не надо, сынок… я жрать хочу, некогда мне тут с вами лясы точить.

Второй араб тоже вытащил нож – выкидной. Гурон ругнулся, положил обоих, подобрал выкидуху и быстро пошел прочь. На ходу проверил бумажник – доллары, фунты, дирхамы. Визитки на имя Грэхама Дж. Сноу, менеджера по персоналу компании "British Petrolium". Фотография миловидной женщины и мальчика лет десяти… ну, извини, мистер Сноу.

Уличный торговец жарил на плоском противне нечто вроде мясных колбасок с овощами. Пахло так, что текли слюнки. Здесь принято торговаться, но Гурон не стал… кажется, торговец был даже разочарован этим обстоятельством.

Гурон ел прямо посреди улицы. Его хватали за одежду, за руки, что-то предлагали. Он ел колбаски, обжигался, не обращал внимания ни на кого. Во рту горело от специй… он перебил голод, купил две сигареты, напился воды у водоноса и начал расспрашивать, как пройти к порту. Сразу нашлась куча желающих показать ему дорогу… показали – в переулке сзади набросили на голову мешок из-под перца. Он пытался освободиться, но дыхание мгновенно перехватило, огнем резануло глаза. Боль была чудовищной. Он на секунду потерял контроль, его ударили под ребра, потом по почкам.

…Он снова ночевал на берегу океана. Над ним горели звезды, но Гурон их не видел…

Утром он ограбил немецкую парочку – мужа с женой, которых черт вынес на пляж полюбоваться (О-о, wunderbar![10]) рассветом. Они вышли полюбоваться рассветом и поглазеть, как солнце освещает вершину строящейся мечети Хасана II – самой высокой в мире, а нарвались на Гурона. Гурон раздел немца до трусов, отобрал деньги, кредитные карты и часы… а вот паспорта у немца тоже не оказалось. Через два часа Гурон уехал автобусом в Танжер.

Прощай, Касабланка. Прощай, город-миф, придуманный в Голливуде.

* * *

Автобус нес его в Танжер мимо оливковых рощ, мимо апельсиновых рощ. Из динамиков над головой текла арабская музыка, у которой нет начала и нет конца. Гурон сидел на заднем сиденье, стараясь не привлекать к себе внимания – шикарный костюм, снятый с бюргера, не очень-то гармонировал с его бородатым лицом и опухшими от перца веками… он зря беспокоился, здесь и не такое видывали.

Автобус нес его в Танжер, Гурон вспоминал, как Валька Паганель пел под гитару песню Городницкого:

Слышен волн несмолкающий рокот, Светят звезды на южный манер. Мы плывем в королевство Марокко, В замечательный город Танжер.

Гурон дремал, и голос Вальки сплетался с арабской музыкой, у которой нет ни начала ни конца.

* * *

Танжер…

Танжер – огромный, космополитичный, в котором говорят на французском, арабском, испанском, английском, португальском и еще на сотне языков…

Танжер – город, где ветер с океана несет соленую влагу, а ветер из пустыни – песчаную пыль и зной.

Танжер – город, пропитанный запахом океана, гашиша и контрабанды… Сокко Чико… Европейский квартал… кофейня с гудящим самоваром… аромат мятного чая… всюду – старые геи, ищущие любви… всюду – молодые геи, ищущие заработка… всюду – лица, изъеденные сифилисом, всюду похоть и жажда денег.

Когда-то в Танжер приходили пиратские фелюги. Теперь пиратов нет, но дух наживы по-прежнему витает над городом и портом… казалось, что время в Танжере остановилось. В портовых кофейнях почти открыто курили гашиш. Дымились кальяны и самокрутки. Европейцы курили кайф – дурь из листьев конопли, арабы курили маджун – дурь из зерен конопли. Смотрели друг на друга остекленевшими глазами, вели неспешные, бесконечные беседы. Играли в редондо, для которого требуется колода из сорока двух карт… случалось, на кон ставили чью-то жизнь.

В кофейнях у порта собирались докеры, матросы, контрабандисты, сутенеры, игроки, беглые преступники. Здесь были люди всех цветов кожи, всех национальностей.

В кофейнях собирались подонки. У каждого второго был нож, у каждого первого – два.

Гурон поселился в маленькой гостинице, где не спрашивали документов. Туда на час-другой заскакивали парочки – иногда мужчина и женщина, но чаще мужчина и мужчина. Хозяином этого притона был португалец. Может, и не португалец, но Гурон слышал, как хозяин бросил одному из постояльцев пару фраз на португальском. Гурон присмотрелся к хозяину: тот еще тип – все открытые части тела покрыты татуировками, в ухе – серьга, а на морде написано: за бабки продам мать родную. С трудом подбирая слова, Гурон сказал по-португальски:

– Bom dia. Ha guartos livres neste hotel?[11]

Хозяин кивнул, изучающе посмотрел на Гурона и назвал цену. Цена была явно завышена, но Гурон не стал торговаться.

Гурон прожил в гостинице сутки. Кондиционера, конечно, не было, зато были полчища клопов. На это Гурон не обращал внимания… ночью он вдруг проснулся. За хлипкой дверью, в коридоре, явно что-то происходило. Он услышал приглушенные голоса, потом короткий вскрик. Он встал, заглянул в замочную скважину – в плохо освещенном коридоре двое тащили волоком третьего. На полу оставался багровый след. Спустя несколько секунд появился помощник хозяина с ведром и тряпкой. Гурон подумал: хорошее место, гостеприимное.

Утром Гурон спустился вниз. Хозяин дремал на стуле, но, как только скрипнули спупени лестницы, приоткрыл правый глаз.

Гурон подошел, вытащил пухлый бумажник немца и сказал:

– Ola. Cambieme, por favor, o dinneiro.[12]

Португалец оценил толщину бумажника, пачку купюр внутри и кивнул. Глазки у него загорелись. Он быстро поменял немецкие марки на дирхамы. По "специальному" курсу.