Книга Криминальный кураж - Марина Серова

— Ты не представляешь, как я рад, что ты позвонила! — вещал Герман, подставляя мне локоть и прикрывая зонтиком. Пока мы дошли до его машины, мужчина успел осыпать меня и другими комплиментами. Я даже почти покраснела.

— Куда поедем? — заботливо усадив меня на переднее сиденье и заняв свое место за рулем, поинтересовался Мародерский.

Я осторожно положила букет на колени и пожала плечами.

— Мне, в принципе, все равно, — даже не пытаясь оторвать взгляд от тонкого профиля Германа, откликнулась я. И почувствовала себя немного глупо — нельзя же так откровенно демонстрировать радость от встречи с ним. Но цветы на моих коленях источали приятно-свежий аромат, а от обтянутого темным свитером крупной вязки тела Мародерского тонко пахло изысканным парфюмом. Машину он вел великолепно, и я невольно залюбовалась на его сильные широкие ладони, нежно сжимавшие руль. В голову полезли совершенно ненужные в данный момент мысли, и я поинтересовалась, откашлявшись: — И куда же мы едем?

Герман неуловимо улыбнулся, при этом на его щеке появилась ямочка. И ответил:

— Тебе же безразлично!

— Но мне интересно, что выбрал ты, — горячо возразила я и, выудив из пачки сигарету, закурила. Приоткрыла окно, и в салон машины ворвался прохладный влажноватый воздух — дождь неожиданно прекратился, зато стало холоднее. Ветер приятно остудил мое разгоряченное лицо.

— Приедем — и увидишь, — таинственно пообещал Герман.

Мне ничего не оставалось, как молча согласиться. Я кивнула и уставилась в окно. Но левый глаз мой постоянно пытался сменить точку наблюдения. В итоге я, испугавшись неминуемо окосеть, развернулась-таки к Герману, продолжив наблюдение за его красивыми руками.

Наконец машина остановилась, и я увидела, куда мы приехали. Оказалось, что к самому дорогому ресторану города, который называется «Ночной каприз» и отличается изысканной кухней, бешеными ценами и элитной публикой. Даже вывеска всецело соответствовала репутации местечка — искрящаяся сине-белым, скромная и одновременно вызывающая, она подчеркивала самый дух заведения.

— Ну что, идем? — предложил Герман, распахивая передо мной дверь.

Я снова кивнула и грациозно оперлась на мужскую руку. В памяти невольно всплыла похожая сцена на даче Перцевого, героиней которой была не я, а Астраханцева. Это немного охладило мой пыл, и я смогла соображать спокойнее, не реагируя так остро на близость притягательного мужчины с янтарными глазами. Ну и замечательно, терпеть не могу терять голову, особенно если подозреваю причину этой потери в убийстве.

Внутри «Ночной каприз» выглядел великолепно. Нет, интерьер не поражал воображение, скорее оформлявшие его люди пытались придать изысканной обстановке видимость скромности, что действует куда сильнее кричащей роскоши. Элегантные столики, на каждом — тонкий хрустальный бокал с живым розовым бутоном, подставки для салфеток из матового стекла, уютные кресла с высокими спинками, на которые хочется откинуться. В общем, здесь было очень мило. Официантки в белом неслышно, как привидения скользили между столиков. Секьюрити, молодые люди в строгих темных костюмах и при галстуках, старались слиться со стенами, дабы не привлекать внимания гостей. Но все равно привлекали — повадками хищников на охоте.

Я небрежно сбросила с плеч серебристый пыльник, который тут же упал в заботливо подставленные ладони Мародерского, и как бы невзначай взглянула на себя в огромное зеркало. Моя изящная фигура, обтянутая изумрудно-зеленым платьем, смотрелась в нем просто божественно. Полуобнаженная спина отливала жемчужным мерцанием — загореть я еще не успела. И взгляды всех находившихся поблизости мужчин, от мрачноватого секьюрити до толстопузика с золотыми цепями на шее — таких называют «кошелек с ушками», — только подтвердили правоту зеркала. Секьюрити даже сделал попытку улыбнуться, впрочем, неудачную. А я, высокомерно усмехнувшись — все-таки наряд отчасти «делает» человека и характер, — проплыла в зал.

Мы уселись за столик у окна и сделали заказ. На улице сгустилась ночная тьма. Герман проникновенно посматривал на меня, и едва я положила руку на стол, как его ладонь улеглась сверху, а пальцы принялись ласково поглаживать мою кожу.

Романтика, блин, одернула я себя, ощутив, что кровь значительно быстрее побежала по жилам. Но это не помогло — перед глазами плыл розово-золотой туман, полускрывая все окружающее, и я видела перед собой только янтарные глаза Германа в обводке черных и длинных, на зависть любой женщине, ресниц. Его пальцы осторожно и нежно касались моих, губы чуть заметно улыбались…

— Ты что-то сказал? — в смущении опомнилась я, когда эти губы шевельнулись, но звуков я, увлеченная зрительным удовольствием, не услышала.

— Какое вино ты предпочитаешь? Белое или красное? — засмеялся Герман.

— Белое, — улыбнулась я в ответ, обратив теперь внимание на его сверкающие зубы и чувственный рот. Голос моего спутника тоже звучал не вполне обычно. Вибрировал, что ли.

С превеликой душевной мукой, заставив себя вынырнуть из обаяния Мародерского, высвободила пальцы из-под его ладони. Я достала из сумки пачку «Честерфилда», и Герман тут же услужливо поднес к кончику сигареты трепещущий огонек своей зажигалки. На золотистой поверхности ее красовалась надпись «Zippo».

Затянувшись терпким дымком, я окинула взглядом сумрачный зал, освещаемый лишь подвешенными над каждым столиком матовыми, чуть голубоватыми светильниками. Но ничего, стоившего моего внимания, не увидела. Поэтому взгляд мой вновь вернулся к моему спутнику.

Герман приподнял свой тонкий хрустальный бокал, звонкий даже на вид, и предложил тост.

— За самую прекрасную в мире женщину с глазами русалки! — с романтическим подтекстом прошептал он. — За тебя!

— За тебя, — откликнулась я, но уже без романтического подтекста — что-что, а романтика мне чужда. Переросла я прогулочки под луной и любования на звездное небо, и осталась у циничной Татьяны Ивановой лишь физиология, против которой не попрешь, как утверждают учебники по медицине.

Бокалы соприкоснулись с едва слышным хрустальным переливом, и прозрачное вино дрогнуло, прилившись к краю. Я пригубила прохладную золотистую жидкость, не отрывая взгляда от глаз Германа, того же «винного» оттенка, только невероятно теплых и ласковых. «Обидно будет, если этот мужчина окажется убийцей». Эта мысль скользнула в мозгу вместе с терпко-нежным виноградным вкусом вина на язык, сразу же сбросив с ситуации невесомый покров романтики.

— Чем ты занимаешься, Герман? — поинтересовалась я, когда мы приступили к холодной закуске — украшенному ломтиками лимона салату из морепродуктов, с огромным трудом сопротивляясь обаянию сидящего напротив человека. — Я очень мало о тебе знаю.

— Как ты узнала мой телефон? — вопросом на вопрос ответил Мародерский. Ах, как ему не идет эта фамилия…

— Я заходила к Насте, — не стала скрывать я. И вновь попросила: — Расскажи о себе.

И примолкла. Закурила, ощутив, как теплый сухой дымок проникает в легкие, едва заметно царапая горло. Он что-то говорил, но только частица моего «я» слушала и запоминала информацию. А все остальное, кроме этого трезвомыслящего уголочка мозга, завороженно вслушивалось лишь в интонации бархатистого голоса. Впрочем, Мародерский не рассказал ничего интересного. Немного о работе, чуточку о детстве — вот и все.