Книга Два солнца - Галия Мавлютова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
День прошел гладко, без особых происшествий, в отделе никого не было, все подчиненные разъехались по объектам. Лена не переставая звонила, сама отвечала на звонки, о чем-то договаривалась, что-то обсуждала, кого-то убеждала, доказывая очевидное. В конце дня явилась Анжелика, без спросу усевшись на диванчике, она опять уставилась на Лену. Кажется, она ничего не могла видеть, женщина словно оцепенела от ненависти. Истомина сдержанно улыбнулась. Ведомственные инструкции категорически запрещают распыление отрицательных чувств. Со дня основания в корпорации внедрялись сдержанность и хладнокровие самыми разнообразными способами, включая иезуитские, запрещенные к употреблению. Владелец «Энтерпрайза» слыл флегматиком от рождения. Он не переносил склоки и сплетни между сотрудниками.
– Лена, вы обязаны подчиняться установленным правилам. И вы не имеете права устанавливать свои, в «Энтерпрайзе» такие номера не проходят, – заявила Анжелика после долгого и муторного молчания.
– Анжелика Гарриевна, я вас прошу, не мешайте мне работать, – миролюбивым тоном сказала Лена. Ну не выгонять же главного экономиста вон. А так хочется…
– Лена, если вы не подпишитесь под общими требованиями, я напишу докладную. Я пойду на прием к генеральному. И позвоню ему сейчас же, – голос Анжелики звенел и переливался руладами злобы. Женская ярость имеет много оттенков и нюансов. Она способна звенеть и журчать, рычать и лаять, грохотать и низвергаться. Анжеликин тон располагался на начальной стадии развития. Эта женщина добивалась своей правды. Она хотела, чтобы Истомина подчинилась ей, но выбрала не самый лучший способ.
– Звоните, Анжелика Гарриевна, – милостиво разрешила Лена, раздраженно дернув плечом. Она облокотилась и прикрыла глаза ресницами. Впервые Истомина наблюдала подобную сцену. Однажды она уже сталкивалась с проявлением мужской агрессии, в полной мере ощутив на себе удар кулака. Сейчас Лена столкнулась с приступом женской агрессии. Впервые столкнулась. С Олегом были общие чувства либо – их видимость. Пленка, флер, марля. А с Анжеликой Истомину ничто не объединяет. Общая работа? Но они не связаны производственными вопросами. У каждой своя сфера, свои параллели. И эти линии нигде не пересекаются. Что же питает эту странную злобу? Истомина задумчиво смотрела на взбеленившуюся Анжелику. Нет, она не позвонит. Взбешенная женщина рассчитывает, что одним звонком разрушит карьеру Лены Истоминой, но ведь эта выходка легко может обернуться бумерангом. Неужели она не допускает этого? Анжелика Гарриевна выхватила сотовый из кармана и набрала чей-то номер. Истомина округлила глаза, приоткрыла ресницы. Мир перевернулся. Солнце сожгло себя дотла. Лена не верила себе. Что-то не так на этой планете. Истомина заткнула уши. Она ничего не хотела слышать. И все-таки скандальные слова влетали в сознание, они проникали в Истомину из ирреальной действительности.
– Ответ лежит на поверхности, да-да, я считаю, что Истомина обязана подписаться под общими правилами, а не выдумывать свои, – упрямо твердила в трубку Анжелика Гарриевна. Она никак не могла уняться. А Лена все пыталась понять, почему неймется Анжелике, но так и не разгадала чужой тайны. Истомина не знала, как поступят на другом конце связи. Вполне возможно, отправят Лену куда-то подписываться. Но Лена твердо знала, что она никуда не пойдет. Она останется в офисе даже в том случае, если сейчас разверзнется крыша и на корпорацию обрушится ливень. Истомина будет сидеть, пока ей не захочется самой встать. Апорт, к ноге, стоять, лежать – этим командам она не подчинится. Истеричные звуки затихли. Лена отняла ладони от ушей. Главный экономист корпорации посрамленно поковыляла к выходу. Разумный человек способен упасть до самого низкого, начального, первобытного уровня. В двадцать первом веке мыслящий человек ведет себя так, словно только что вылез из пещеры. И Лене стало жаль Анжелику – некрасивая, даже уродливая. Наверное, ей трудно живется на белом свете. Ее довела до сумасшествия пещерная жизнь. Быт заел. Она злится с утра до ночи. Изводит себя, других, весь белый свет. С ней нелегко, страшно. Но она имеет право на проявление агрессии. Или – не имеет?
– Мне жаль вас, Анжелика Гарриевна, – сказала Истомина, глядя в сгорбленную спину разъяренной женщины.
– Лучше себя пожалей, – явственно донеслось уже из коридора. Громко и цинично хлопнула пластиковая дверь.
Цивилизация придумала много способов, высвобождающих человека от состояния агрессии, она заменила тяжелые предметы на более невесомые. Двери нынче искусственные, не дубовые, но злость сумеет хлопнуть по-настоящему и этой, новомодной. Истоминой стало почему-то противно и горько, будто она съела что-то несъедобное, одержанная победа не принесла удовлетворения. Придется держать ухо востро. Анжелика так просто не сдастся. Она попытается найти новую булавку, чтобы уколоть Лену. Но Истомина скинула с себя негативный настрой, так сбрасывают элегантные дамы норковую шубку, изящно и непринужденно. Она осталась одна, без негатива, размышляя о превратностях жизни. Но ей вновь помешали. В офис робко вошел Константин Власов. Он несмело остановился у порога, потоптался, не решаясь на дальнейшие действия. Наверное, так бы и стоял наподобие мумии, пока Лена не окликнула его.
– Вы что-то забыли здесь? Добрый день, – сказала она, пытаясь спрятать улыбку. В его смущении ощущалось что-то детское, непосредственное. Отрицательное воздействие Анжелики испарилось.
– Нет-нет, я ничего здесь не забыл, Лена, – прошептал программист, от охватившей его неловкости он забыл поздороваться.
– А-а, вы хотите посмотреть программу. Пожалуйста, смотрите, – она встала из-за стола и прошла к окну.
Лена посмотрела вниз, там копошились люди – маленькие, юркие, как муравьи. Сверху ничего человеческого. Нет характеров, эмоций, перепадов настроений. Из этой мешанины трудно выделить индивидуальность. А ведь каждый из толпы имеет свой взгляд на проблему политического устройства какой-нибудь Зимбабве. Впрочем, любой имеет право владеть точкой зрения на что угодно. Даже муравей. И у программиста есть право приходить без приглашения в офис. Пусть работает, ничего страшного. Он маленький, испуганный, слишком юный. Ему нельзя работать в крупной организации. Его заклюют большие и кровожадные птицы «Анжелики».
– Костя, вам помочь? – сказала Лена, придавая голосу как можно больше вежливости.
Программист тихо ковырялся в проводах. Он смущенно посмотрел на Лену, отрицательно мотнул головой, дескать, сам справлюсь. Высокий, под два метра, он смотрел на нее снизу вверх. Солнечный свет в глазах, море, кричат чайки, повсюду яркие блики, волны. Загляденье, а не парень. Лена присела в кресло на колесиках и стала кататься по офису, помогая ногами.
– Костя, а вы ко всем без звонка приходите? – сказала Лена, испытывая приступ болтливости. В ее поведении появилось что-то новое, Истоминой хотелось, чтобы программист задержался. Незнакомые желания всколыхнули тихую обитель, будто на спокойную гладь реки бросили маленький камешек. Разошлись волны. И наступила ясность.
– Нет, не ко всем, – тихо сказал он, еще больше смущаясь от наводящего вопроса.
– Только ко мне, значит, – констатировала Лена.