Книга Мутабор - Ильдар Абузяров

– Пожалуй. – Омар уже решил для себя, что в этом благословенном городе никогда нельзя отказываться от поучительных историй.

– Итак, – начал рассказ Фахад, – Ревес Максутпаша очень любил путешествовать с важными государственными заданиями и писать письма своей возлюбленной Жарият из дальних стран. Сначала его письма были полны нежного преклонения и трепетного обожания. Вязь письма, словно скрученная на бандеролях лента, связывала сердца двух друзей на расстоянии.

Эти легкие весточки и увесистые посылки приходили из далекого заснеженного Чувашистана. Из знойного, полного ручейков голубого пота Судана. С берегов Нила, вода в который стекается по желобкам с крутого лба Эфиопских гор. И даже с географического перевертыша Нила – Идели, глубокое русло которого набирается из порогов перевертыша африканских гор. А говоря иначе, поднимается с подземных вершин ледников. Впрочем, не будем отвлекаться, ибо всех мест, в которых бывал Максут-паша, не перечислить и за год. Скажем лишь, что к письмам Максут-паша, как и положено, всегда приклеивал марочку с видов мест, откуда он писал.

И, конечно же, огнепылкая Жарият отвечала любезностью на любезность. Ее послания очаровывали достопочтимого пашу, оплетали вязью шерсти и письма. Они согревали его в минуты раздумий в долгие северные ночи, которые, как известно, в некоторых заполярных странах растягиваются на месяцы.

Ответные письма паши были полны грусти от разлуки и жажды скорой встречи. Буквы клонились то вправо, то влево, как парус корабля, они то съеживались под тяжестью снега и дождя, то вытягивались, карабкаясь в гору, как сам скиталец. А в конце страницы буквы нередко скатывались горстью ячменных зерен в плошку – так оголодал Ревес-паша по теплу и заботе. Так много хотел сказать путник своей возлюбленной. И еще на многое намекнуть.

Но долгие годы разлуки и заполярные холода остудили страсть Ревеса Максута-паши к Жарият. Письма его стали значительно короче, хотя расстояния увеличились. А раз увеличивались расстояния, то увеличивались и размеры марок, и требования к качеству конвертов.

Теперь конверты были настолько жесткими, что напоминали шведские спичечные коробки, а огромные марки уже походили на спичечные этикетки. Это письма разожгли в сердце Жарият бурю ревности: неужели мой паша нашел на чужбине другую женщину? Ведь постепенно письма стали приходить все реже и реже, а послания всего в несколько фраз умещались на обратной стороне открыток с видом альпийских лугов. Так изображение вытесняли слова, пока не вытеснили их окончательно. Видимо, Максут-паша увлекся западным искусством живописи, то есть его очаровала одна из глянцевых красоток. Подписывался же теперь Максут-паша на западный манер просто Паша, утеряв часть закрепленного за ним Аллахом имени.

И однажды Жарият получила открытку без марки, на которой не было ни слова, ни даже подписи. Только один вид заснеженных гор с большим ледяным катком в котловине горной площади. И как ни старалась она страстно дышать на ледяное изображение, открытка не поддавалась. И тогда Жарият поняла, что сердце Ревеса Максута-паши остыло, и ей уже никогда не отыскать следов своего возлюбленного.

6

– Так Жарият навсегда потеряла Ревеса Максута-пашу во времени и пространстве, – заканчивал свой рассказ выводом странный филателист Фахад. – Хотя вполне возможно, что у Максута-паши всего лишь замерзли чернила и засох клей. А виной всему послужили глянцевые журналы и порнографические открытки с Запада, заманившие Максута-пашу в дальнюю дорогу к чужим женщинам. Бойся же и ты этого, о неосторожный человек!

– Хорошо, – поспешил успокоить навязчивого рассказчика Омар, чтобы избавиться от него поскорее, – отныне я буду более осторожен.

Когда Омар уже пожимал Фахаду руку, филателист заговорщически сказал ему на ухо:

– Кстати, я дам вам ту самую открытку; может, вам удастся по следам отыскать благословенного странника Максута-пашу, известного как Александрийский Марко Поло.

– А почему вы уверены, что эта открытка принадлежит Ревесу Максуту-паше? – успел спросить Омар, увидев, что на обратной стороне нет подписи.

– Просто ваш покорный слуга долгое время работал фельдъегерем эмирской почтовой службы и умеет отличать зерна от плевел. И помните, ходят слухи, что Максут-паша отправился с экспедицией в Якутистан, что за Уралом. – С этими ободряющими словами он сунул посетителю под мышку открытку, которая, как нож в масло, вошла между страницами в книгу. – А после Якутистана он собирался поехать с экспедицией в горы куда более близкие, хотя, возможно, и подземные.

Глава 7

Пророчество Абдулхамида

1

Заслышав воинственные крики сторонников Гураба-ходжи, филателист надвинул на лицо маскирующее его от фанатичного южного солнца и разгоряченных фанатиков кепи, схватил ходули стенда и бросился бежать. Полный недоумений и плохих предчувствий, Омар остался один посреди полноводной вечерней улицы, все больше погружаясь на дно раздумий. Ему, конечно, следовало бы нагнать наглеца и вернуть непрошеный подарок. Но почему-то в эту секунду Омару вспомнилась его ненаглядная Гюляр. Как она тайком от него сунула перед дорогой в его походную сумку подушечку, вынув оттуда куда более жесткий шахматный набор. А еще он подумал, что уже давненько не посылал ей весточки.

Наверняка встреча с филателистом, как и все встречи в этом мире, была далеко не случайна. Она напомнила Омару о неотзывчивости его сердца к Гюляр. К тому же открытка могла послужить неплохой закладкой для памяти. Загибать страницы книги – плохая привычка, так Омара учил наставник еще в начальной школе, а мысли загибать бесполезно. С другой стороны, это было бы очень красиво: отправить ей весточку на последней открытке странника из этого и того мира Максута-паши, известного всем как Александрийский Марко Поло.

Пока Омар сомневался, ремешок болтающегося фотоаппарата начал натирать шею. Он камнем тянул его голову вниз. В последние часы Омару часто приходило на ум сравнение, что его фотик как ярмо, что он, словно вол, впряжен в свою работу. В воз и еще в маленькую тележку. Что он как каракатица, тянущая свое бремя, что он как медленнозадый рак-отшельник. И что поездка в Кашевар все более и более тяготит его. Что он, как Максут-паша, увяз в командировках, откуда уже не может отправить ненаглядной Гюляр ни ММС, ни СМС. Да, и Интернет в Кашеваре был под запретом. Другое дело – настоящее искусство: открытки и спичечные этикетки.

2

Постояв какое-то время в раздумьях с книжкой под мышкой, у которой в свою очередь под мышкой приютилась крохотная открытка, Омар отправился в каштановый парк, где выбрал скамейку рядом с озером у мавзолея Буль-Буль Вали. Солнце опускалось все ниже, и зеркальная поверхность умело отражала его лучи, предварительно забрав весь апельсиновый жар-сок.

На ветку каштана над самой скамьей Омара – хороший знак! – сел «северный попугай» клест. Птицы – весточки благодати и весьма почитаемы на Востоке. Жаль, что у Омар-бея с собой не было птичьего лакомства – фундука, кешью или арахиса.