Книга Мефодий Буслаев. Свиток желаний - Дмитрий Емец

В разное время сотрудник инофирмы подозревал у себяспондилоартрит, перитонит, пиодермию, гельминтоз, ирит, астигматизм, рак,лимфаденит, полиневрит, эндокардит, цирроз, трахеит, лепру и гингивит. То, чтони один из этих диагнозов не подтвердился, не ослабило его природноймнительности.

Не было ни одного крупного медицинского светила, к которомубы Огурцов не являлся на прием. Гомеопаты, вирусологи, дерматологи,аллергологи, бактериологи, гастроэнтерологи, терапевты, токсикологи и фтизиатры– все знали его в лицо. Всем им работник салфеточного фронта демонстрировалсвой атлетический торс и настороженные глаза параноика. Отвязаться отперепуганного Огурцова, сгорающего от желания услышать правду, было невозможно.Он присасывался, как пиявка, и рыдал докторам в жилетки, умоляя: «Профессор, необманывайте! Скажите правду, как бы жестока она ни была!»

Отчаявшись, врачи применяли последнее средство – посылалиминистра антибактериальных салфеток к своим коллегам, тоже маститым светилам,на которых у них имелся зуб. Врачи перебрасывались Огурцовым, как чугуннойболванкой, спеша с его помощью подложить свинью недругу. В результате гистологотсылал Антона к кардиологу, офтальмолог – к бальнеологу, а эндокринолог – кортопеду.

На прощание каждое светило все же считало своим долгомчто-нибудь выписать Огурцову на память о себе. В результате в кухонном шкафчикеу Антона рядами выстраивались папазол, аспаркам, рибоксин, нитросорбид,норсульфазол, эринит, этазол, сенаде, сустак, теофиллин, левомицетин, холосас всиненьких бутылочках, холосас в красненьких бутылочках, тетурам, нембуталнатрия, ноотропил, супрастин, гидрокортизон и самое любимое из всех лекарств,название которого Огурцов выговаривал за два страстных вздоха, – аноксициллин0,123. Могучий организм атлета пока успешно справлялся со всей этой дрянью,ежедневно пожираемой в немыслимых количествах.

С вредными привычками у герцога салфеток и магистра орденаватных палочек было не то чтобы туго, а вообще никак. В этой графе у негостояли сплошные прочерки. Когда при нем курили, он зеленел. Иногда он выпивалвина, но исключительно в рамках ампелотерапии по одной чайной ложке два раза вдень. Еще напряженнее было у Огурцова с девушками. Если случалось, чтокто-нибудь из них заинтересованно подходил к мускулистому красавцу, Огурцовсразу обращался в бегство. Там, где другие видели девушек, он видел ордымикробов, гепатит и вирус гриппа.

Когда Огурцову исполнилось тридцать пять, его родители,обитавшие в подмосковном Ногинске, забили тревогу и приняли его в плотныйборцовский захват, заставляя жениться. С полгода поупрямившись, мнительныйсотрудник фирмы одноразовых салфеток сдался. Он покорно вздохнул, скушалвитамины и стал читать объявления в Интернете.

Написав Зозо очень скромное письмо – первое неделовое письмов своей жизни, – он был крайне удивлен, когда его сразу сцапали под белы ручкии в спешном порядке мобилизовали на свидание.

* * *

Огурцов ждал Зозо там, где встречаются все лишенныевоображения москвичи, – у памятника Пушкину. В руках у него был большой букетроз.

– Вы Зоя? – деловито осведомился он.

– Я? Да.

– Тогда это все вам. Держите цветы осторожнее. Не уколитесь!Это чревато споротрихозисом, – предупредил Огурцов.

Зозо едва не уронила цветы. Она не знала, что такоеспоротрихозис, но слово звучало жутко.

Тем временем Антон Огурцов расправил богатырские плечи иизрек еще одну истину:

– Раз мы уже встретились, не стоит стоять у дороги. Я тутприкинул и понял, что за те десять минут, что я вас ждал, ко мне в легкиепопало около четырехсот миллионов микроорганизмов. На многие из них у людей нетиммунитета.

Зозо на всякий случай терпеливо кивнула. Она давно ужепривыкла, что на нее клюют исключительно психи. Такая уж у нее карма.

– Пойдемте куда-нибудь перекусим? Я с работы, – предложилаона.

Это простое предложение вызвало самую неожиданную реакцию.Сотрудник инофирмы рассеянно воззрился на нее. Зозо ощутила, как его интеллектпробивается сквозь пелену гигиенических мыслей, спускаясь со звездных далей,где летают спиральные вирусы и парят мрачные кишечные палочки, на грешную,омикробленную землю.

– Хм… Э-э… Ну да…

– Вы против?

– Да нет. Перекусить, конечно, можно. Только вот где? –спросил Огурцов.

– Какая разница? Да хотя бы там!

Легкомысленно заигрывая с царящим на шипах споротрихозисом,Зозо взмахнула розами в сторону «Макдональдса». Антон дико уставился на нее ипаралично вздрогнул подбородком:

– Вы серьезно? Там же канцерогенные консерванты,маргариновые жиры и искусственные углеводы! Как вам не стыдно!

Зозо послушно застыдилась, но при этом робко заметила, чтовся без исключения еда вредна и что же теперь – с голоду умирать?

Дрессировщик ватных палочек задумался. Зозо затосковала.

– Я бы все-таки поужинала! Я заплачу за себя сама, если васчто-то смущает, – сказала она настойчиво, ощущая звериный голод.

– Разве в деньгах дело? Что ж, идемте! Кажется, здесь естьрядом одно местечко… – кисло сказал Антон.

На его благородном лице прорисовалась необходимость подвига.Они куда-то пошли, свернули, снова свернули и скользнули в арку. Хотя на улицебушевало солнце, здесь царствовала сырость. Протиснувшись между припаркованнымимашинами, они миновали детскую площадку и нырнули еще в одну арку.

Здесь Огурцов остановился. Над маленьким подвальчиком скуцей искусственной пальмой у входа толпились яркие буквы:

«МЕЧТА ЙОГА»

– Это что еще такое? – спросила Зозо в ужасе.

– Диетический ресторан с вегетарианским уклоном. Кто-то – непомню кто, не помню когда – рассказывал о нем много хорошего, – гордо объяснилсалфеточный маркиз.

Он достал из кармана салфетку, обернул ею ручку двери ибрезгливо открыл. Когда Зозо вошла, Огурцов выбросил салфетку и боком юркнул взакрывавшуюся дверь, довольный, что улизнул от обитавших на ручке бацилл.

– Теперь вниз по ступенькам! Осторожно, можно упасть! –предупредил он.

Упасть можно было пятьдесят раз. Именно стольконасчитывалось ступенек. Диетический ресторан помещался в бывшем бомбоубежище. Вего единственном зале было зябко, как в склепе. Антон Огурцов со знанием делаосмотрелся и уселся за самый дальний столик рядом с огнетушителем.