Книга Улыбка судьбы. Медсестра - Евгений Латий

— Я думаю, надо идти к Конюхову, он тут глава, а я единственный хирург, они во мне заинтересованы...

— Они что, будут охранять тебя двадцать четыре часа в сутки и триста шестьдесят пять дней в году?! И потом, я не хочу выставлять себя на посмешище!

— Но есть же милиция, власть, черт возьми! — не выдержав, взорвался Кузовлев. — Мы живем в цивилизованной стране! Почему я должен пугаться этого отморозка?! Да, твой Грабов мастерски обучен убивать, но я тоже умею взрезать человека, и когда моя рука берет скальпель, то в ней нет предательской дрожи! Я не боюсь Грабова! Не боюсь!

— Ты хочешь его убить первым? — не поняла Алена.

Станислав Сергеевич не ответил. Он плеснул себе коньяка и также залпом выпил.

— Я не обучен убивать...

— Заладил: он обучен, я не обучен! Ему наплевать на твою милицию! Это человек слова. Он сказал, так и сделает. Убьёт тебя, чего бы ему ни стоило, даже

если ты прямо сейчас сбежишь в Москву! Завтра я отказываю его сватам, он едет за тобой в Москву и пристрелит тебя там. Грабов такой человек. Он не чувствует боли. Это он зашивал себе рану, я видела, как он это делает. Он шил так, словно рука была не его. Не ойкал, не кусал губы, не скрипел зубами, а шил и улыбался. Я такого еще не видела.

Она умолкла, глядя в сторону. Онемел от ее слов и Кузовлев. Он помедлил, разлил остатки коньяка.

— Тогда моя жизнь в твоих руках... — Он усмехнулся.

Алена не ответила, пригубила коньяк.

— И как ты намерена с ней поступить? — спросил он.

— А ты готов от меня отказаться?

— Зачем ты так говоришь?! Ты же знаешь, что я люблю тебя! Люблю больше всего в жизни!

— Тогда не сиди, придумай что-нибудь! — рассердилась она, глотая обжигающий коньяк. — Ведь ты такой умный, пошевели мозгами!

Я готов умереть за тебя, — неуверенно прошептал он.

Раздался телефонный звонок. Они оба вздрогнули. Станислав Сергеевич подскочил, схватил трубку.

— Слушаю!.. Понятно!.. Ладно, готовьте к операции... Да нет, нет, я уже проснулся. — Он взглянул на часы. — Хорошо, присылайте машину!

Он положил трубку, растерянно взглянул на Алену. У нее под глазами лежали глубокие тени.

— Ты так и не спала еще?

Она кивнула.

— Вот что! Ложись поспи, а я, как только закончу операцию, сразу же примчусь! Надеюсь, остальные больные смогут подождать до утра. По дороге куплю поесть и что-нибудь выпить. Мы сядем и спокойно все. обсудим! Выход конечно же должен быть! А как

же! — Он забрал из прихожей пальто, на ходу стал одеваться, разматывая длинный красный шарф. — Свободного человека нельзя. поставить на колени! Мы не поддадимся на его угрозы! Я готов выйти на площадь, собрать всех заонежцев и рассказать им обо всем! Пусть все знают! И пусть после этого он попробует меня убить! Да его изгонят из поселка, я уверен! Я лечу этих людей, я приношу им добро, я им нужен! Они не позволят меня убить! Да он просто тебя шантажирует. Это шантаж! Расчёт на то, что ты испугаешься и сдашься. Он молодой парень! Зачем ему себя губить? Что, мало вокруг красивых девчонок? Он подслушал разговор и хочет унизить меня. Это обычный шантаж, хитроумная месть! Он как бы говорит: «Вы плюгавые интеллигенты, я раздавлю вас как клопов, причем вашим же оружием, обычной трепотней!» Вот и все! Или ты считаешь, я не прав?

Алена молчала, положив голову на стол. Она у нее кружилась.

— Что ты молчишь?

— У меня кружится голова.

— Тогда иди ложись спать! Ты много выпила. Если станет тошнить, знаешь, что делать.

За окном просигналила подъехавшая машина.

— Ну все, я убежал! Поспи!

Хлопнула входная дверь, и наступила тишина.

Алена подошла к окну, увидела, как Станислав Сергеевич садится в «скорую». Взглянул на свое окно, радостно замахал рукой. Он хоть и испугался, но держался неплохо, хорохорился, готовый сражаться до конца.

А может быть, Кузовлев прав: Грабов блефует, берет на испуг. Ставка на то, что они оба испугаются и сами приползут к нему на коленях, а она перейдет в его безраздельную собственность. Лихой расчет, до такого еще додуматься надо. Только с мозгами ли

Петра такие шарады сочинять? А вдруг это не игра? Вдруг он в самом деле рассвирепел и готов на все? Он способен на отчаянный шаг — в этом она не сомневалась. Слишком потрясла ее та ночная встреча в больнице.

Алена добрела до застеленной кровати Кузовлева, вытащила две подушки, упала на одну из них и сразу же заснула.

Она проснулась от яркого света, открыла глаза, увидела одетого, в пальто, Станислава Сергеевича, стоящего посредине комнаты с дохлой крысой, которую тот брезгливо держал за кончик хвоста. С ее заостренной мордочки капала кровь.

— Что это?

Кузовлев открыл окно и выбросил крысу. Алена повернула голову и заметила, что подушка, лежавшая рядом, залита кровью, отпрянула, подскочила в испуге:

— Откуда кровь?

Станислав Сергеевич стоял с бледным бескровным лицом, сам ничего не понимая.

— Когда я вошел и включил свет, то крыса с распоротым животом лежала рядом с тобой на подушке, — вяло объяснил он.

Вернулся в прихожую, разделся. Алена взглянула на часы. Прошло четыре с половиной часа, она спала как убитая, а хирург уходил на операцию.

— Значит, Грабов был здесь! — сразу же догадалась она.

— С чего ты взяла?

— У тебя в поселке еще есть недоброжелатели?

Хирург пожал плечами. Они перешли на кухню, где имелось две табуретки, сели, помолчали.

— Выходит, он продолжает следить за нами,

-помрачнев, усмехнулся Кузовлев. - А распоротая крыса рядом с тобой означает, что, если ты не выполнишь поставленное им условие, он поступит со мной точно так же, как с этой крысой! Крыса как бы лежала на моей подушке. Он, видимо, дождался, пока я уеду, проник в квартиру,..

— Как он проник в квартиру? Ты оставил дверь открытой?!

Хирург бросился к входной дверь, открыл, внимательно осмотрел её, проверил замок:

— Ни одной царапины. Словно моим ключом кто-то открывал! Грабов также дает нам понять, что весьма искусен по части закрытых дверей и бесшумной слежки. Ты есть хочешь?

— Нет, я поеду домой!

— Я тебя провожу.

— Не надо, я одна доберусь!

— Ты думаешь, что после всего случившегося я смогу здесь остаться один? Да я лучше поеду спать в больницу на свою кушетку!

— Он и там не оставит тебя в покое.

— Почему?