Книга Целитель - Антти Туомайнен

— Да.

— Он мертв.

Я не знал, что сказать. Я чувствовал, как мой пульс барабанит в районе шеи. Удары поднимались все выше, пока не стали отдаваться у меня в висках.

— О Йоханне нет никакой информации, — продолжал Ласси. — Нашли только Громова, поэтому, может быть, с ней ничего не случилось.

— Где его нашли? — спросил я, проглотив ком в горле.

— Его выбросили из машины на севере, по дороге на Туусулантие. Наверное, он был убит где-то в другом месте.

— Когда?

— Не знаю. Мне сказали, что мы никогда не узнаем об этом, потому что они еще не приступили к расследованию.

— Как он погиб?

— Мне не сказали.

Я потер мокрые от пота волосы, на минуту задумался, потом спросил:

— На нем была одежда? У него что-нибудь было в карманах?

Ласси ответил не сразу. Я слышал, как его пальцы стучат по клавиатуре.

— Об этом нет данных, — сказал он. — Мне известно только то, что у него не было при себе камеры и телефона.

— Я больше рассчитывал на карту памяти. Фотографы иногда носят их в кармане, ведь так?

Ласси снова помедлил с ответом.

— Ну… — протянул он, и я услышал, как он снова стучит по клавиатуре, — думаю, что они сказали бы об этом.

— Кто они? Полиция?

— Я не разговаривал с полицией, — проговорил Ласси после короткой напряженной паузы. — Мне сообщили об этом двое сотрудников охранной фирмы, которые нашли тело.

Я вскочил. Волна боли прошла по моей спине, когда я попытался выпрямиться. Мне пришлось опереться на спинку кровати.

— Я думал, его нашли полицейские.

— Нет, — проговорил Ласси. — Кто-то из частной компании позвонил мне и сказал, что они везут его в морг. Как вы знаете, у них есть разрешение на это.

— Знаю, знаю, — ответил я, и голос выдавал мое беспокойство, несмотря на все мои усилия. — Простите, но я не это имел в виду.

Я глубоко вздохнул и снова попытался выпрямить спину. Боль не позволяла мне сделать это.

— Хорошо, — продолжал Ласси, — но мне будет позволено узнать, что же вы имели в виду?

Я рассказал ему о расследовании, проведенном Йоханной, и о моем собственном расследовании, уделив особое внимание тому, какую мне задали трепку. Продолжая разговор, я побрел на кухню, взял стакан с водой и сел за стол. Когда я закончил, Ласси какое-то время молчал.

— Конечно, есть малая вероятность… — начал он, говоря медленнее обычного и не сопровождая свои слова ударами пальцев по клавишам, как будто его внезапно прервали посреди телефонного разговора и теперь он заново пытался нащупать его нить, чтобы ответить. — Есть вероятность связи между этими событиями. Но я не вижу, какая именно.

— Громов мертв, — ответил я. — И если бы это был просто несчастный случай, вряд ли его сбросили бы в ров на обочине. Как, кстати, можно быть уверенным, что его нашли именно на обочине? Может быть, они сами убили его где-то в другом месте, а потом спокойно отвезли прямо до морга.

Я заметил, что начал повышать голос. И Ласси тоже заметил это. Его тон стал саркастическим.

— Да, разумеется. Сначала они убили его, потом отвезли в морг и, наконец, позвонили мне, чтобы вежливо сообщить о случившемся. В этом чувствуется бездна здравого смысла.

Он замолчал ненадолго. Я тоже молча пил воду. Когда он заговорил снова, сарказм буквально сочился из каждого его слова.

— Я позвонил, потому что хотел, чтобы вы знали, что, по крайней мере, на этот момент, исходя из того, что нам известно, с Йоханной все в порядке. Я пытался понять, имеет ли все это отношение к нашему разговору вчера в конце дня. Может быть, это прозвучит для вас сюрпризом, но мы все еще ценим и бережем своих репортеров и фотографов. Мы заботимся о своих коллегах. Настолько, конечно, насколько возможно в это время.

Потом мы оба помолчали. Наверное, это можно было считать минутой молчания в память о Громове.

— Вы намерены что-нибудь предпринять в отношении Йоханны?

Снова короткое молчание.

— И что я могу сделать? — спросил Ласси. — Какого черта вы от меня хотите? Я стремительно теряю людей и саму газету. Я не знаю, как быть дальше.

Я выпил воду до конца, потом встал и снова наполнил стакан. Когда вода течет из-под крана и вам не нужно ее кипятить, само ощущение этого делает жизнь немного легче. Или, по крайней мере, так бы было со мной при других обстоятельствах. Я поставил стакан с водой на стол.

— Во всяком случае, — произнес я, — спасибо вам за звонок.

Теперь голос Ласси стал спокойнее и, что еще более удивительно, мягче.

— Простите, Тапани. Я действительно помог бы вам, будь это в моих сила. Вам и многим другим людям.

— Я вам верю, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более искренне. Я посмотрел в окно, где начиналось очередное сумеречное утро.

— Но эти времена…

— Я знаю.

— Будьте осторожны.

— Спасибо, — ответил я, — и вы тоже.

Я отложил телефон и вытер пот со лба.

В микроволновке я подогрел себе овсяную кашу, добавил туда чайную ложку меда и быстро все это съел.

Мне стало немного легче. Я тут же сделал себе добавки и, не переставая есть, включил компьютер Йоханны.

Какое-то время я читал и одновременно ел кашу, затем поставил варить кофе и отправился в гостиную.

Мне нужно было начинать все заново, поэтому я вернулся к компьютеру, открыл браузер и набрал на клавиатуре имя Паси Таркиайнен, но не узнал ничего нового. Тогда я решил попробовать другие методы поиска: Паси Таркиайнен и определенные годы. И все равно не нашел никаких свежих данных, только информацию, которая уже была мне известна. Потом я попытался набирать имя Паси Таркиайнен вместе с его домашним адресом, потом — вместе с местами работы.

Снова ничего. Я попробовал комбинацию имен Паси Таркиайнен и Харри Яатинен. Безрезультатно. Паси Таркиайнен — Василий Громов. Нет результатов. Паси Таркиайнен — Йоханна Лехтинен. Мое внимание на какое-то время отвлекла краткая сводка новостей. Новый поиск, на этот раз с девичьей фамилией моей жены: Паси Таркиайнен — Йоханна Мерилэ.

В грудь будто ударили кулаком, желудок содрогнулся от боли, пальцы на клавиатуре задрожали, а кончики их вдруг онемели.

Это была статья, написанная тринадцать лет назад.

Йоханна на фотоснимке была очень молодой, как, впрочем, и Паси Таркиайнен. Он обнимал ее правой рукой, и было видно, как он пытается притянуть ее поближе к себе. Лицо Йоханны оставалось бесстрастным, хотя на нем явно просматривалось выражение дискомфорта, может быть, от самого факта фотографирования, а может быть, от этого объятия, в котором чувствовалась неприкрытая страсть. Улыбка Таркиайнена и здесь была широкой и располагающей. Но на этом снимке в его глазах не было той силы, которую я заметил на другом фото, сделанном через несколько лет.