Книга Разлучница - Эллина Наумова

– Я родная тетка Саше, а ты постоянно силишься нас с ним разорить и опозорить перед людьми, – не слишком размякла в шампанском черствая Кира Петровна.

Женщины пригубили сладкую колючую жидкость. Старая ждала от молодой красивого эпилога. Ася перевела дух и заговорила:

– Повторяю, Кира Петровна, огромное вам спасибо за то, что я наконец решилась поискать свое место под солнцем. Оно одно на всех. Вы без устали призываете меня последовать вашему примеру. Но вы не можете учить меня обращаться с деньгами, потому что бедны. Потому что живете за счет Саши, так же как я. Вы не можете учить меня воспитывать дочь, потому что собственный сын в вас не нуждается. Вы не можете учить меня делать карьеру, потому что свой трудовой марафон от начала до конца прошли в одной крохотной должности. Вы даже не пробуете осознать, что разумнее было бы посоветовать: «Ася, хочешь счастья – не делай как я. Делай наоборот». Я никогда не произнесла бы этих мордующих ва ше самолюбие слов, не допекай вы меня десять лет. Вы умертвили тысячи моих невосстановимых нервных клеток. Я уже чувствую себя старухой, которой ничего не интересно, ничего не нужно. Которая наперед знает: все всегда везде плохо кончится. Вы презираете людей, боитесь их и заискиваете перед ними. Мне это не подходит. Я такого не выдержу, я сойду с ума. И от ныне буду жить так, как сама хочу. Я, простите, буду уходить и запираться от вас, стоит вам начать измываться надо мной миллионным повторением однажды высказанного. Вы собой убедили меня в том, что следовать вашим рекомендациям смертельно опасно. Я не собираюсь приспосаб ливаться к изменениям, производимым в мире другими людьми. Я тоже хочу действовать. Я хочу прожить собственную, а не вашу жизнь в иных условиях. Понимаете? Кто вам сказал, что нынче ваши рецепты спасительны? Возможно, я проиграю. Я пропаду. Тогда придется признать вашу правоту: мир сволочной и сквозь него не продерешься. Нет, и тогда не признаю. Безропотно пойду мыть полы в подъездах, зная, что я бездарна и никчемна, раз дала себя растоптать. А у вас своя радость – вы себя растоптать не дали. Вы умудрились ни по кому не протопать, честь вам и хвала. Но вы сидели в стороне от дороги. Просто сидели, пока другие двигались.

Ася не смотрела на Киру Петровну – ни садизмом, ни мазохизмом она не болела. Поэтому яростный хриплый вопль тетки испугал ее.

– Дура, – орала Кира Петровна, – доверчивая я дура! Уши развесила!

Она резво выскочила из кресла, но схватилась за поясницу. В боли и ненависти своей она была безобразна и жалка.

– Ничего у тебя не выйдет. Никого из тебя не получится. Америку она открыла – бороться за место под солнцем надо. Молодость и самонадеянность у всех были. И у меня. Да кроме них ничегошеньки своего – ни денег, ни связей, ни возможностей. А Сашка тебя бросит. Дочь тебя, чокнутую, покинет. И будь ты проклята!

Ася недоверчиво смотрела на Киру Петровну.

– Чтоб тебе пусто было! – внятно повторила старуха.

Ангельского нрава Ася в себе никогда не культивировала.

– Значит, сделать ничего не можем, а в силу мерзких слов проклятья верим? Значит, од на правда – ваша, а если не по ней, то провались? Значит, я должна была годами выслушивать гадости из ваших уст… – начала она медленно и тихо. И вдруг завизжала: – Кабаниха! Сволочь!

Женщины застыли друг напротив друга, с горок их щек бодро катились крупные слезы, но какая-то неуверенность чувствовалась в обеих.

– Бог тебя накажет за оскорбление моих седин, – торжественно предрекла Кира Петровна.

– Ему именно так и следует поступить, – серьезно согласилась Ася. – Извините.

Кира Петровна плюнула ей под ноги и ушла. Асе захотелось взять ее за шиворот, приволочь назад и, пусть силой, заставить убрать за собой. Но она вытерла плевок, выбросила тряпку в мусорное ведро, брезгливо вытерла руки и решительно приступила к остаткам шампанского.

Да, в финале они были не слишком убедительны. Ася вспомнила, как в школьном сочинении блестяще доказала, что Кабаниха баба неплохая, деловая и поладить с ней в принципе можно. Дорого бы она дала сейчас за этот таинственный принцип.

А Кире Петровне под гипертонический шумок в ушах чудилось, будто Ася знает про нее нечто дурное. Про сомнения как-то пронюхала, дрянь. Неужели не убереглась, выдала их? Ведь сама Кира Петровна уважала лишь уверенных в себе. Но когда-то и она грешила выбором. До войны подруга звала в техникум поступать, говорила, без образования – никуда. После войны ей предлагали заведовать почтой. А едва она успела во второй раз овдоветь, сватался к ней отставной летчик – трезвый, культурный, обеспеченный. И, прими она хоть одно из этих предложений, может, по-другому ей зажилось бы. А прими все три… Кира Петровна стиснула облаченные в броню нержавейки зубы. Аська кичится тем, что сделала выбор. Она его, видите ли, совершила, героиня задрипанная. Кира Петровна тоже взвешивала, прикидывала, рассчитывала и так и эдак. В техникум не поступала, потому что сын грудной был. Кто бы с ним водился, пока мать зубрит? Подруга вон и училась, и работала, и нянькам платила, чуть не окочурилась с голодухи и усталости. И где она теперь? Неизвестно. На заведование почтой ее звали в сорок седьмом. Хотели ремонт на шею повесить, а вокруг ни гвоздя, ни доски – время страшное. За честь она поблагодарила, а от ответственности отказалась. Вернее, еле отбрыкалась. Тогда какую-то партийную из новеньких заставили. Ох и помаялась она! Потом времена изменились, молодежь институты пооканчивала. А у их героической начальницы только десятилетка и курсы. И сняли за милую душу. Почтальоном до пенсии служила. Ну а замуж Кире Петровне совсем не в охоту было. Обхаживай мужика, подлаживайся, а он все равно главный. Правда, летчик, женившись после поворота от ее ворот на другой вдове, еще долго чем-то крупным руководил. Машину купил, дачу, падчерицу на врача выучил, каждое лето возил семью на юг отдыхать. Зато пять лет умирал от рака, и жена его почернела вся, дежуря в реанимациях. Так что правильно выбирала Кира Петровна. И никакая малахольная Аська не заставит ее усомниться в этом. Кира Петровна жила как все. Чтобы уважали, но не завидовали. И в старости ей повезло с племянником. Другие старухи копейки считают, болеют люто без лекарств, дети их из квартир на улицу гонят. А она барствует себе, и почти все пенсионерки со двора ей завидуют. Но это уже не страшная зависть, ничем ей не грозит. И компания у нее своя – мать начальника ТЭЦ, бабушка коммерсанта и экономка академика. Но последнюю они не очень жалуют, она за них только по собственной воле держится, потому что не родня, а наемная, хоть и двадцать пять лет в приличном доме. Аська, гадюка, хихикает: «Вы для своих сыновей, племянников, внуков точно такая же прислуга». Остолопка. Одно дело, когда тебе приказали прибрать и сготовить, другое, когда сама себе велела. «Я заслужила это, – думала Кира Петровна. – Я ведь могла Сашку на постой не пустить. Тоже выбор был, мой выбор». Старуха немного успокоилась, задремала, и в красках виделась ей постаревшая неудачница Ася, ползущая на коленях вымаливать прощение у молодой, здоровой и красивой Киры Петровны.

Марта Павловна тогда как раз откармливалась в очередном доме отдыха. Но и будь она рядом, Ася не рассказала бы ей о ссоре с Кирой Петровной. Так у них сложилось, ибо сама художница за все время дружбы не издала ни звука жалобы на что-либо или кого-либо. Зато Кира Петровна повадилась поносить Марту Павловну безо всякого повода. Ася отмалчивалась, в споры не вступала. Но порой ей до зуда хотелось выяснить, что двадцать лет заслуженно отдыхавшая на пенсии Кира Петровна может иметь против сутками пропадавшей в мастерской ровесницы. Постепенно все мысленные вопросы тетке Ася стала начинать растерянным: «Как вы смеете?» Она признавала право каждого сметь. Но в случае с Кирой Петровной ее нестерпимо интересовало именно «как».