Книга Разлучница - Эллина Наумова

– Интересно, почему именно мне? – миролюбиво спросила Ася, которой опять стало жалко Киру Петровну. За всю жизнь сделала единственное жутковатое открытие, а мир в лице жены племянника отказался его признать.

– Потому что ты – сирота, никому не нужная. Тебе сидеть бы тихо и благодарить Бога денно и нощно за то, что Сашу послал. Что ты о себе вообразила? Ты же бессильная, – ответствовала Кира Петровна и порывисто удалилась в свою комнату.

Ася заплакала. Ее родители спящими погибли в горящей даче, когда ей было около года. Малышку взяла к себе бабушка, которая упрямо не умирала до Асиного совершеннолетия, хотя и болела очень. Бедняжка онемела от горя. И за годы, проведенные с ней, Ася слышала только две фразы: «Кушать хочешь? Уроки выучила?» И еще бабушка часто гладила ее по голове.

Ася часок потосковала в слезах, но деятельная натура не позволяла дольше. Она взяла чистую дочкину тетрадку и составила длинный-предлинный перечень своих друзей и приятелей. После математических вычислений столбиком она резко поднялась, шепча:

– Если проводить у каждого не больше десяти минут, за неделю успею.

И успела. Она обошла всех до одного, вычеркивая после визита фамилию или оставляя ее в списке. В результате вымарывания избежали четыре имени. Дело в том, что на сей раз Ася выясняла степень похожести людей на Киру Петровну. Она не вела отвлеченных разговоров, а задавала пару житейских вопросов, почерпнутых из основополагающих высказываний тетки. Пол, возраст, образование, стадия карьеры на ответы влиять могли, должны были, но почему-то не влияли. Споро и решительно кучковались вокруг «правды» Киры Петровны разбогатевшие и обедневшие, семейные и одинокие, хитрые и простодушные, умные и глупые. «Господи, – ошеломленно твердила про себя Ася, – да они же абсолютно одинаковые все. С чего им друг друга бояться? А ведь боятся. И искусство жить видят в нанесении первого удара из-за угла или молниеносной ответной подлости. И лгут, лгут, лгут… И будто вопят постоянно: мне, мне, мне… На кого же я потратила молодость? Кира Петровна под боком была, этого достаточно. Она просто не приучена философствовать. Впрочем, разве ее взгляды – не философия?»

Ася не задумывалась, торопится опять с выводами или нет. Она никогда не боялась ошибаться. Она стыдилась греха, но не стеснялась его. Ей было трудно разобраться в себе, однако, поняв или решив, что поступила дурно, она всегда пребывала в готовности публичного покаяния. Исповедь с глазу на глаз со священником ее не устраивала. «Где напакостила, там и кайся, – часто повторяла упрямица. – Чтобы люди веру в справедливость не теряли». Зная, что про ее извинения неизбежно станет известно множеству лишних людей, что, услышав «прости», обиженный, будто с цепи сорвавшись, примется трезвонить об этом направо и налево, все переврет и наговорит про нее гадостей, Ася все равно удовлетворяла моральные иски. Она понимала людей не хуже Киры Петровны. Но ждала от них не гадостей и не почтения, а новых знаний, ощущений, задач для решения. Потому что отлично помнила смерть своей кроткой бабушки.

Ася была уверена, что та скажет ей что-ни будь мудрое, тайное, выношенное в себе за годы молчания. Что ответит на накопившиеся в совместной жизни вопросы, надоумит, как быть дальше, последней волей благословит на удачу, на радость, на счастье. А она боролась с концом, бредя о собственном, никакого отношения к внучке не имевшем. И, проиграв, застыла с лицом хмурым и отчаянным. Так и отошла, подзывая Асю лишь по крайним своим нуждам. Ася была девочкой доброй, вполне допускавшей, что не до нее было мученице на смертном одре. Спасибо, что не бросила когда-то в детском доме. Но чувство разочарования не покинуло ее до сих пор. Бабушка умерла, а ковер равнодушно лежал на полу. Сколько она ругала внучку, которая норовила провезти по нему раскладушку, вместо того чтобы взять и пронести. Или история с телефоном. Соседи по коммуналке решили поставить его вскладчину, но бабушка отказалась внести совсем маленькую сумму, как Ася ни умоляла. Ну и стало основным их развлечением следить, чтобы девочка средством связи не пользовалась. Труднее всего было втолковать одноклассникам, почему их смачно посылают матом, когда они просят ее к общему телефону. Было немало таких мелочей, оправданных самим бабушкиным существованием, но совершенно бессмысленных без нее.

Казалось бы, и радуйся невоспитанная, незаласканная Асенька урокам Киры Петровны. Ан нет. С Сашиной теткой Ася была равна, как живая с живой. Теперь она точно знала, что с мертвых спроса никакого. И что можно в качестве последнего напутствия остающимся бедовать на этом свете, завещать скатывать на лето единственный ковер. А можно и ничего не сказать: ждать окончания приступа, облегчения, выздоровления до последнего вздоха.

После бабушкиной смерти Ася молилась, чтобы на небе никого не наказывали за причиненное ей зло.

– Господи, все прощаю, никого не надо карать, ничего такого уж страшного мне не сделали, я же понимаю – для меня старались и для себя тоже немножко, это нормально, никто ничем передо мной не провинился. А за то, что кто-то от меня горе вытерпел, надо щедро наградить, я вредная, я могу сильно обидеть и даже не заметить, – бессвязно бормотала боявшаяся спать в пустой комнате Ася.

Кира Петровна этой молитвы не одобрила бы. «Любовь надо делом доказывать. Живых надо беречь», – говаривала она. Но уже ясно было, что под делом она подразумевала мытье полов, а под живыми лишь себя. Поэтому Ася жестко возражала: «С живыми нужно жить».

После своих социологических исследований в стане приятелей Ася купила пять красных гвоздик, обожаемых Кирой Петровной, и бутылку шампанского. Расставила бокалы, конфеты, фрукты и позвала тетку в комнату. У Киры Петровны не дрогнули ни рука, принявшая букет, ни голос, справившийся о празднике.

– Многоуважаемая Кира Петровна, – начала Ася, стараясь не брать дурашливых нот, – позвольте поблагодарить вас за науку.

– Одумалась? – процедила старуха сквозь съемные протезы.

– Да, – твердо сообщила Ася. – И давайте за это выпьем.

Кира Петровна стала пить мелкими глотками. Чинно оценила: «Вкусное» – и обильно влила в себя шампанское.

– Марта Павловна, уверяю вас, никогда не заставила бы меня решиться на такое, – проникновенно продолжила Ася. – Только ваш пример мне помог, дал силы.

– Да что там твоя Марта! Кто ее знает, кто уважает? – победно поддакнула Кира Петровна. – Не бегай к ней больше. И гони всю свою шушеру. У Саши такие друзья важные, есть к кому сходить, есть кого принять. Живите в свое удовольствие. Эх, Ася, мне бы на твое место. Разве я докатилась бы до такого – с нищими сумасшедшими водиться, себя принижать. Я бы ух какая гордая была. Мне бы люди издали кланялись. А я, зная про их завистливость, не расслаблялась бы, не верила.

– Я тоже так считаю, – закивала Ася. – Вы достоинство жены богатого мужа, да еще образованной, да работающей, не уронили бы. Вы вообще дама европейского уровня.

– Деревенская я, – прослезилась Кира Петровна. – Неграмотная почти.

– А в Европе и деревни есть, – поднажала Ася. – Я надеюсь, Кира Петровна, что мы впредь не будем ссориться и расстраивать друг друга. Прямо сейчас выпьем еще немного и покончим с несовпадением взглядов раз и навсегда. Я прошу прощения за все свои выпады против вас, за грубость и хамство. Вы жили в ужасное время, в ужасной стране. Наверное, я не в состоянии понять вас.