Книга На крови - Сергей Дмитриевич Мстиславский

и осекся Ребиндер?

— Ясное дело, осекся. Чорт их, этих армейских. Выслужился и грудь колесом.

— Что же решили?

— А ты где ж был? Постановили: пред’явить требование, через командиров полков, рапортом по команде: чтобы впредь никаких нарядов гвардии в распоряжение гражданских властей, тем более полиции, не производить; чтобы в случае вызова войск распоряжение переходило к военному начальству.

— Вот это правильно!

Кто-то тронул меня за плечо. Капитан Карпинский. Единственный во всей этой комнате — член Офицерского революционного союза. И, странно, изо всех — он едва ли не самый для меня чужой.

Он говорит тихо, наклоняя сухие от вина губы к самому уху:

— Я должен предупредить тебя. На той неделе, в четверг, моя рота — во внутреннем карауле. Решение — прежнее? Нет отмены? Ну — чокнемся.

Его глаза мутнеют: от мысли — о том, что решено, что задумано, или от коньяку?

— Четверг тяжелый день. До дна, за успех! Скажи что-нибудь, Сережа!

— Стойте и я с вами. За что тост?

— За здравие и за упокой.

— За упокой? Страсти какие, — смеется Ли. — Пьем!

— До дна, Лидия Карловна.

Карпинский отходит к камину и разбивает стакан о решетку.

— За что пили? — перегибается через стол Юренич.

— А вам что? — брезгливо отвечает Ли, кутаясь в мех.

Юренич побледнел от вина. У виска бьется живчик.

— Вы с ним не пейте, — говорит он, медленно расставляя слова.

— Это еще что за новости?

Юренич опустил голову низко к самому столу и смотрит на Ли — мутным и настойчивым взглядом.

— Вы с ним не пейте! Я его не люблю. Он — политик.

— Вы бредите! Единственный, который никогда не говорит о политике.

— Во-т, во-т! — радостно и злобно закивал Юренич. — Такие-то — самые опасные. Это и доказывает. Не говорит, значит делает. Меня не обманешь: он радикалишка!

— Что?

Ли быстро положила мне на губы ладонь:

— Подожди.

— Ра-ди-ка-лишка, — повторил Юренич, взбрасывая наползавшие на глаза тяжелые, пьяные веки. — У меня на этот счет нюх. Я — вице-губернатор.

— Брось болтать, пей, — пододвинул, нахмурясь, стакан Ася. — Нюхай мадеру... если у тебя нюх.

Юренич оттолкнул стакан.

— Я, pardon, пить не буду. Я знаю, что я говорю. Вице-губернатор ведает охранным отделением губернии. Я знаю. У меня нюх — я вам говорю.

— А я тебе говорю — пей, — повторил Ася. — И добрый совет: помолчи об охранном. Ты и в самом деле ошпачился. Мы здесь все монархисты и верноподданные. Но видел ты когда-нибудь, чтобы гвардейский офицер подал руку... жандарму?

Юренич перевел глаза на Асю и прищурился.

— Ты, собственно, что хочешь сказать?

— Ничего особенного. Ты у меня в гостях. Пей.

Юренич медленно выпил пододвинутый ему стакан. Ли звонко рассмеялась.

— О чем ты? — хмуро спросил Ася.

— Так... о нюхе. Он хвастает, господин Юренич. А вот у моего соседа — действительно нюх. Он сразу сказал...

— Что?

— Что Юренич — мерзавец.

Глухо стукнула о пол спинка упавшего стула.

Юренич, пошатываясь и хрипя, оперся обеими руками о стол.

— Кто? Вы?

— Я.

Рука Юренича судорожно сжала горлышко бутылки. Но в ту же секунду тяжелая рука Аси легла ему на плечо.

— Ничего подобного. Еще раз: вы у меня. Никакого действия. Завтра можете отвечать, как считаете нужным. Но сегодня: угодно — уезжайте, угодно — оставайтесь, но никакого шума.

— Слушаюсь, — скривил губы Юренич. — Дитерихс, секундантом.

— Хорошо, — хладнокровно отозвался из угла комнаты кирасир. — Я заеду к тебе завтра, ты мне расскажешь своими словами, с кем и за что.

Юренич кивнул трясущейся головой в мою сторону.

— Он назвал меня мерзавцем.

Дитерихс высоко поднял брови.

— Правильно: это стоит выстрела. Поезжай, я поутру буду. Ты остановился в «Европейской»? Кто вторым? Хочешь, Соловьев?

Ли, смеясь, закинула руки за голову и потянулась вся гибким, хищным движением; мех, шелестя, скатился на пол, обнажая смуглое тело.

— Он кокнет вас, как яйцо в смятку!

Юренич жадно поглядел на Ли. Он хотел сказать что-то, но только пошевелил губами и не совсем верными шагами, не прощаясь, пошел к двери. Ли потянула к себе Асю.

— Ася, ты на меня не сердись, что я его подвела. Ну, не говорил, конечно! Ну, придумала. Но верно придумала: не может быть, чтобы он не считал его мерзавцем, Сережа. Не сказал только потому, что не хотел тебе ужин портить. А мне можно, потому что на меня ты не будешь сердиться, Аська, и никто не будет сердиться... Правда, господа?

Дитерихс, щелкнув шпорами, почтительно поцеловал Ли руку.

— Сердиться, Лидия Карловна! — горячо сказал, наклоняясь в свою очередь к ее руке, Кама. — Если бы вы его не вызвали, я бы его вызвал...

— Прособирался, корнет, — потрепал его по затылку Оболенский. — Смотри, и там прособираешься.

— Карп! — крикнул Ася. — Убери этот стул и дай еще вина. Ты на чем будешь драться, Сережа?

— Все равно. Нет, пожалуй, на рапирах. Надежнее.

Ася присвистнул.

— Юренич не примет: на холодном ты сильнее его. Ты как думаешь, Дитерихс?

Дитерихс прищурился:

— Пожалуй, что и откажется. Да и вообще вопрос, будет ли он драться. Если бы в полку был — дело, конечно, было бы ясное. А так, — кто его знает. Проспится и...

— А вы на что? — блеснула глазами Ли. — Вы секундант или нет? Ваше дело — заставить.

— Вот кровопийца! — захохотал Ася. — Что он тебе такое?..

— Игра-ем! — крикнул из гостиной Урусов. — В банке — триста.

— Идем. Да, господа, не забудьте. Молчок до времени. Военное положение: за дуэль — взгреют втрое. Пока — молчать накрепко. А там видно будет.

— Вы не играйте, — шепнула Ли. — Перед дуэлью не дай бог выиграть. Примета.

— Не морочь ему голову, — Ася за плечи потянул меня к двери. — Это чей стакан пустой? Карп, чего смотришь? Поставлю под шашку на сутки.

ГЛАВА VI

МАЭСТРО

Юренич от дуэли не отказался.

— Хитрее, чем мы думали, вице-губернатор, — рассказывал Ася, вернувшись с совещания секундантов. — Бой на рапирах, без перчаток, по форме... Запрет на четыре удара — ну, ты знаешь, те, что всегда запрещают. Первым секундантом у него Дитерихс — смекаешь в чем дело? Запрет есть — секунданты на барьере: отбивать запрещенные удары — верно? Значит, Дитерихс, если и даст, то только подранить: опасные будет перенимать сам. Доказывай, что удар был правильный — после отбива.

— А ты на что? Перенимай Дитерихса.

—