Книга Шлак 4.0 - Олег Велесов

он городит, Бородач? — наконец отозвались с нар. — Какие миссионеры?

— Обыкновенные, — выплеснул я со злостью, — те, что под Оловом! Они уже здесь, у дверей. Если войдут, всем равно достанется.

Я приготовился произнести несколько крепких фраз, чтобы охрана поверила и зашевелилась, но не потребовалось. Загремел перевёрнутый стол, к нему добавились нары, мешки с мукой. Долго не рассусоливая, дикари соорудили баррикаду напротив входа и сели за ней. Позиция так себе. Учитывая, что любимая забава миссионеров это закидывание противника гранатами, баррикада продержится от силы минуту.

Олово чувствовал меня, как и я его. В моём восприятии он виделся не просто пятном, а кляксой, и эта клякса сейчас двигалась по платформе. Если миссионеры выломают дверь, то даже гранат не потребуется, его одного хватит, чтобы перебить охрану.

— Мужики, развяжите.

Никто не шелохнулся.

— Мужики, Олово здесь, вы с ним не справитесь. Я, наверное, тоже не справлюсь, но со мной у вас хотя бы шанс будет.

Снова тишина.

— Ему нужен только я, но живой и невредимый. Пока я связан, их ничто не сдерживает. Олово в лёгкую перебьёт вас, за один заход. Вы даже понять не успеете, что сдохли. А если почувствует, что я свободен, начнёт осторожничать. Потянем время, пока Василиса подмогу пришлёт. Ну⁈

— А ты не сбежишь?

— Сбегу. Но тогда вы станете ему не интересны.

— Нас Василиса наизнанку вывернет.

— Это ещё вилами по воде писано. А не согласитесь, сто пудов волосами внутрь ходить будете. Выбирайте.

Выбирали они ровно пять секунд, потом, мешая друг другу, ринулись снимать с меня кандалы, содрали тряпку.

В дверь осторожно поскреблись, и голос вкрадчивый и до безумия ненавистный проговорил:

— Сынок, ты здесь?

— Здесь, здесь, где ещё-то? — выкрикнул я, растирая запястья. — Слышь, примас, ты бы не торопился заходить. Тут местная братва чересчур нервная, ствол мне к башке приставила. Если кто войдёт без разрешения, так они курок спустят, и я без мозгов останусь. Нужен я тебе без мозгов?

Бородач хлопнул себя по бедру.

— Точно, можно ж так было…

Додумать мысль и попытаться привести её в исполнение я ему не дал. Вырвал из рук обрез, сунул стволы под подбородок. Он сглотнул.

— Это… как тебя… проводник… Мы так не договаривались.

Дикари резко перенацелили ружья на меня.

— Слушай сюда, дебил бородатый. Вы мне нахер не сдались, отстреливать вас я не намерен. Но если ты в мою сторону хотя бы дыхнёшь, я всех вас свинцом нашпигую. Понятно объяснил? А вы, стадо баранов, дверь под прицелом держите!

Ружья вновь перенацелились на дверной проём.

— А ты Василисе сообщение отстучи, дескать, миссионеры пожаловали. И патроны давай.

Бородач протянул мне горсть патронов двенадцатого калибра, я сунул их в карман плаща.

— И всё? Чтоб тебя так бабы любили. У кого ещё патроны есть? Делитесь.

С патронами у дикарей оказалось хуже, чем у язычника с бородавками. Хромает у них обслуживание. Ни арсенала, ни чёрного рынка вроде нашей Петлюровки.

Кое-как собрав оброк, я присел у баррикады. Примас по-прежнему стоял у дверей, было слышно, как он пыхтит в замочную скважину. Войти не решался, поверил моей угрозе. Чем дольше он колеблется, тем выше шанс дождаться Василису с группой поддержки. Бородач отправил ей по планшету телеграмму со всеми подробностями, через минуту пришло подтверждение о получении.

Для Олова это плохой знак, впрочем, для нас с Алисой тоже. Уйти нам Василиса не позволит. Сорок процентов от двух с половиной лямов это более чем веский аргумент не в нашу пользу, поэтому тему с побегом надо решать быстро. Я вопросительно глянул на девчонку, она пожала плечами. Ну конечно, кто из нас мужчина и защитник.

— Олово, ты ещё здесь?

— Здесь, сынок. Не бойся, я не позволю причинить тебе вред.

— Ну да, сам причинить хочешь.

Примас блаженно вздохнул.

— Это вынужденная необходимость. Чувствуешь, как ты возбуждён? Это говорит в тебе суета. Грех блуда! Поверь, едва ты отбросишь то, за что так крепко держишься, на душе станет спокойнее. Намного спокойнее. И тогда ты начнёшь приносить пользу миссии.

— Непременно! Только для затравки себя, сука, кастрируй, потом поговорим о пользе.

— Что ж ты так за них держишься?

— Привык. Нравятся они мне. Я, можно сказать, люблю их. Ладно, хватит о прискорбном. Сейчас сюда примчится Василиса со всей своей кодлой дикарей, а может ещё кто подкатит, так что подумай, не пора ли сваливать?

Алиса всё это время прикрывала рот ладошкой, едва сдерживая смех. Мне, честно говоря, смеяться совсем не хотелось, речь всё-таки о моём естестве шла.

— Кто там рядом с тобой посмеивается? Алиса, девочка, ты?

— Я, дядька Олово, — давясь смехом, ответила Алиса.

— У тебя всё хорошо? Если эти невежды посмели тебя тронуть…

— У меня всё хорошо, дядька Олово, спасибо. Нам нужно выбраться отсюда. Пропустишь нас?

По ту сторону двери возникло молчание.

— Девочка моя…

— Я понимаю, — перебила его Алиса, — Дон тебе нужен. Но мне он нужен тоже. Уступи. Ты найдёшь себе других послушников, а этого оставь мне. Я знаю, кто он, я знаю, что он может. Ты знаешь, что могу я. Уступи.

Со стороны посёлка заработал пулемёт. Он выпустил длинную очередь по станции, пули застучали по стене, посыпалась штукатурка. Справа рванула граната, вся линия между водонапорной башней и мельницей отозвалась стрелковой перебранкой, не такой густой, как в Полыннике, но от того не менее смертельной. Я слышал калаш, ружья. Пулемёт продолжал поливать станцию, как будто в ней сосредоточилось главное зло всех Территорий. Такой бой не может продолжаться долго. Две-три минуты…

И всё стихло.

— Если он когда-нибудь оставит тебя…

— Тогда он будет твой.

— Уходите.

Алиса смотрела на меня победителем.

— Понял, как надо вести переговоры?

Я не стал хвалить её, не время, выскочил из-за баррикады, распахнул дверь. Олово стоял на пороге. Мерзкий поганый старикашка. Удавил бы. Он чувствовал моё желание, но в ответ излучал лишь доброту. Лицемерная тварь. За ним стоял Андрес, увидев меня, улыбнулся как старому приятелю. Слева, словно рестлер перед атакой, застыла Урса. Глаза сужены, зубы в оскале. Эта никоим образом не скрывала своей ненависти.

Я схватил Алису за руку и рванул через рельсы в пустошь. Стрельба у посёлка разыгралась вновь и начала медленно смещаться вдоль железнодорожной насыпи к северу. Миссионеры утратили свою цель,