Книга Жилец - Кира Алиевна Измайлова

рукой. — А продать не могу. Сперва приватизировать надо, а это такая головная боль, я и с квартирой-то намучилась, а туда еще наездишься! Сдать — тоже не вариант, ну разве что дикарям каким-нибудь на лето вместо палатки… Да и жалко. Я там выросла.

— Ясно.

Мы спустились к водоотбойнику у шлюза. Тут я когда-то в детстве собирала цветные камушки и проросшие семена клена, а потом сажала их на даче, в лесу.

— Правда, цветы, — улыбнулся Денис, — только это не кувшинки, а кубышки, но тоже, я тебе скажу, для города большая редкость. Гляди, и мальки плавают, вон там, где помельче…

— А тут народ даже зимой рыбачит, — ответила я, — прямо на льду ставят палатку… Я еще думала, что тут ценного поймать можно? Ден, а вода какая чистая… Я когда тут была в последний раз, она была вообще непрозрачная, мутная такая, а теперь даже рыбок видно, водоросли вон какие-то.

— Да и кубышки в грязной расти не станут. Наверно, на слив фильтры получше поставили.

— Наверно. Только, Ден, они мутируют, похоже, я их даже возле Кремля видела. Или, скажешь, там вода особо полезная, элитная? Кстати, а вот здесь родник… Был.

Я огляделась. Да, верно, вот выщербленная лестница, вот выложенная камнями чаша родника, а воды нет.

— Наверно, наверху копали что-нибудь, там дома новые строят, вот и завалили, — мрачно сказала я. — Их тут несколько было, три или четыре, этот самый сильный, а другие я уж и не найду. Помню, бабушки с бидонами сюда приходили, вроде как вода целебная. Целебная, да, возле очистных сооружений…

Денис качнулся вперед, я хотела было его поддержать, но он просто оперся ладонями о камень, зажав костыль подмышкой.

— Его не завалили, — сказал он совершенно серьезно. — О нем забыли. Должно быть, бабушки эти успели поумирать, и он просто ушел туда, где больше нужен. Может быть, еще вернется.

Я невольно поежилась от его слов и огляделась. Берег, казавшийся мне когда-то настоящей горой, был низеньким склоном, укрытым бетонными плитами, сквозь стыки которых давно проросли и буйно закустились те самые американские клены.

— А там вон сам шлюз. Ты смотри, весь отбойник изрисовали, — усмехнулась я. — И рыбаки там торчат. И как только добираются!

— Поверху можно, во-он по тому забору. Я бы раньше запросто залез. Ну и глубина тут — курице по колено.

Я принюхалась — откуда-то вкусно тянуло дымком.

— Шашлык жарят, — вздохнула я и замолкла, потом добавила: — У нас была традиция, идиотская, но… Мы открывали сезон на даче растворимой лапшой. Ну, понимаешь, пока приехали, пока вещи разобрали, наладили плитку… Не суп же варить? А закрывали мы сезон шашлыком. Всегда.

— Поедем на дачу? — сказал вдруг Денис. — Ты хочешь, я вижу, только одной там, наверно, тоскливо и трудно.

— А что мы там делать будем? — недоуменно спросила я.

— Я — над проектом работать, а ты — загорать, — ответил он. — Вер, я снимаю у тебя жилье. Мне все равно, где работать, — в городе или где еще, у меня мобильный интернет имеется. И… — Денис помолчал. — У вас там лес есть?

— Конечно! Дед, пока жив был, чуть не каждый день туда ходил по грибы. Речки вот нет. А что?

— В лес хочу смертельно, — честно сказал он. — Не по грибы, просто… Вера, этот запах, его ни с чем не спутаешь. Травы, палая листва…

Я помолчала, а потом решилась:

— Поедем. Я там больше года не была, в дом наверняка зимой залезли, к нам каждый год лазят… Срач, мыши нагадили и вообще. И, напоминаю, никаких удобств, Ден. Воды накачать и согреть можно, насос и титан есть, но дрова для печки я колоть не умею.

— Я умею, — сказал он. — Сидя даже удобнее. И печь топить тоже умею. Вера, я понимаю, что в городе со мной намного проще, но я и там смогу тебе помочь. Просто мне нужен лес. Ты даже не представляешь, насколько… Я закажу такси, а ты собирай вещи.

* * *

Мы приехали заполдень — откуда такие пробки средь бела дня на шоссе, было совершенно непонятно, — я, подпрыгивая, попыталась отпереть калитку, но замок, видимо, заржавел намертво. Пришлось заходить через гараж, хотя и в воротах я ключ провернуть не сумела, спасибо, у Дениса были очень сильные руки.

— Надо же, — сказала я, оглядев разнотравье и проверив окна. — Не лазили.

— У вас там новый столб на углу поставили, — сказал приметливый Денис. — А на нем фонарь и видеокамера. Наверно, поэтому и не полезли.

— Ну и славно… — Я отперла дверь. — Идем.

Внутри было холодно и сыро, и первым делом я поставила москитные сетки и открыла все окна настежь. Потом протерла и включила холодильник, пока Денис разбирался с газовым баллоном и плиткой, я в это хозяйство лезть боялась. Затем мы спустили в колодец насос и накачали воды, нагрели бачок, и жизнь стала уже совсем приятной.

— Пылесосить сегодня не буду, — сказала я, прикончив свою порцию растворимой лапши. — Так, пыль протру да покрывала вытряхну..

— И так сойдет, — ответил Денис, задумчиво глядя в окно. — У тебя косилка есть?

— Да, в гараже. Только я ей не умею…

— Я умею. Только достать ее помоги, а то тут травища по пояс!

— Ден, а как ты… Она ж тяжелая! Давай, я схожу на соседнюю линию, позову трудолюбивого гастарбайтера, мы с дедом всегда нанимали, самим не по силам было… Только за ним глаз да глаз, чтобы что ценное не скосил. — Я помолчала. — Хотя что тут ценного осталось? Пусть будет просто трава. Только пионы и флоксы не косить бы.

— Там вон еще розы уцелели, — кивнул он. — Лишнего не скошу. Пойдем, покажи, где там ваша косилка. Не надо этих трудолюбивых… они не понимают толком, а стоять у такого над душой — то еще удовольствие.

До самого вечера, пока я прибиралась в доме, на улице гудела косилка. Денис легко держал ее одной рукой, опираясь на костыль, и когда я вышла наружу, увидела настоящий английский газон. Только косил Денис избирательно.

— Да ты прирожденный ландшафный дизайнер, — сказала я, присев на скамейку.

— Не обзывайся, — ответил он, опустившись рядом. — Розы, флоксы и пионы целы. Лилии тоже.

Я присмотрелась. Он оставил громадный куст репейника, увитый белым вьюнком. И заросли цикория, смешанные с пижмой и тысячелистником. Под сосной как-то пророс зверобой и незнакомые цветочки — мелкие белые звездочки, «часиками» мы их в детстве называли. А под сливой — иван-да-марья, куст иван-чая, чудом выживший «золотой шар» и белая гортензия, увитые синим «мышиным горошком»,