Книга Калевала. Эпическая поэма на основе древних карельских и финских народных песен. Сокращенный вариант - Элиас Лённрот

безузелковый,

за одну лишь ночь средь лета.

Лен посеяли средь ночи,

в лунном свете клин вспахали.

Лен пололи, разрежали,

вырывали, вычищали,

обрывали льну головки,

колотили, молотили.

Опускали мокнуть в воду,

размякать ему давали,

поднимали, обжимали,

основательно сушили,

сильно мяли, колотили,

расторопно теребили.

Вот уже в кудель смотали,

тут же в нитку обратили

за одну лишь ночь средь лета,

в промежутке между днями.

Нить золовки выпрядали,

сестры в иглицы вдевали,

быстро сеть вязали братья,

свекры повод прикрепляли.

Вот уже готов и невод,

нитяный привязан повод,

в неводе кошель – в сто сажен,

приводы – в семьсот саженей,

грýзила висят красиво,

поплавки – еще красивей.

Тянут невод молодые,

дома старые гадают,

взять сумеют ли добычу,

рыбу, что поймать желают.

Тянут сети, тащат невод,

напрягаются, потеют,

вдоль воды ведут прилежно,

поперек воды проводят —

разной рыбы наловили:

несколько ершей проклятых,

окунечков окаянных,

желчью пахнущих плотичек.

Только той не взяли рыбы,

для которой невод сделан.

Молвил старый Вяйнямёйнен:

«Ой, кователь Илмаринен!

Нам самим пойти придется,

заводить на море невод».

Вот пошли два славных мужа,

вышли с неводом на море,

завели крыло на остров

на большом просторе моря,

завели крыло другое

на мысок, где были пожни,

привязали повод крепко

к лодочным причалам Вяйно.

Мечут сети, опускают,

выбирают, поднимают.

Наловили всякой рыбы:

окуней и окунечков,

семужек, тайменей разных,

лососей, лещей бессчетно,

всякой живности подводной —

рыбы той лишь не поймали,

для которой сделан невод,

для которой скручен повод.

Вот тогда-то старый Вяйно

так заметил, так промолвил:

«В глубину забросим сети,

заведем подальше невод».

Тут уж старый Вяйнямёйнен

говорит слова такие:

«Ахто, волн морских хозяин,

повелитель пенных гребней,

выломай в пять сажен вицу,

прут возьми длиной в семь сажен,

чтоб морской простор обмерить,

ямы донные обшарить,

вымести со дна весь мусор,

выгнать рыбу из пучины,

из морских подвалов рыбных,

из сусеков лососевых,

из больших покоев водных,

из морских чертогов темных,

солнышком не освещенных».

Вековечный Вяйнямёйнен

сам вытаскивает невод,

тянет сам льняные сети,

говорит слова такие:

«Вот уже вся рыбья стая

загнана в большие сети

с сотней плашек поплавковых».

Вот вытаскивают невод,

выбирают, вытряхают,

высыпают в лодку Вяйно.

Вывалили ворох рыбы,

для которой невод сделан,

сплетены льняные сети.

Вековечный Вяйнямёйнен

лодку к берегу причалил

возле синего помоста,

возле красного настила.

Выгрузил всю рыбью кучу,

перебрал весь рыбий ворох,

отыскал в той груде щуку,

ту, что долго добывали.

Тут уж старый Вяйнямёйнен

так решает, размышляет:

«Взять осмелюсь ли руками,

взять без рукавиц железных,

взять без каменных перчаток,

без голичек медных – щуку?»

Солнца сын слова услышал,

так сказал он, так промолвил:

«Я б разделал эту щуку,

я бы взял ее руками,

если б мне резак отцовский,

нож родительский подали!»

Нож упал с небесной крыши,

с облаков резак свалился —

нож серебряный прекрасный

с золотою рукояткой.

Солнца светлого сыночек

нож берет, упавший в руки,

щуку ловко разрезает,

большеротую пластает.

В животе той серой щуки

лоха светлого находит,

в животе того лосося

гладкого сига находит.

Гладкого сига разрезал,

в нем нашел клубочек синий,

в завитке кишки сиговой.

Размотал клубочек синий:

изнутри того клубочка

выскользнул клубочек красный.

Размотал клубочек красный:

изнутри того клубочка

вынул огненную искру,

что упала с небосвода,

что пробилась через тучи,

с высоты восьмого неба,

с крышки воздуха девятой.

Размышлял покуда Вяйно,

искорку на чем доставить

к тем домам неосвещенным,

к темным избам Калевалы,

выскользнула эта искра

из ладони сына Солнца,

бороду сожгла у Вяйно,

даже хуже поступила:

щеки кузнеца задела,

руки сильно опалила.

Побежало пламя дальше,

волны Алуэ пронзая,

в можжевельник укатилось —

загорелся можжевельник,

забежало в ближний ельник —

ельник в пепел превратился,

прокатилось пламя дальше —

полземли сгорело в Похье,

дальний край – в пределах Саво,

Карьяла – с боков обоих.

Вековечный Вяйнямёйнен

в путь отправился за искрой.

В корбу на горе поднялся

по следам жестокой искры.

Там-то и настигнул пламя,

под корнями двух пенечков,

в глубине ольховой чурки,

в пазухе гнилой коряги.

Вековечный Вяйнямёйнен

тут сказал слова такие:

«Огонек, творенье Бога,

искорка, Творца созданье,

зря укрылось, утаилось,

спряталось совсем напрасно!

Будет лучше, коль вернешься

в каменный очаг жилища,

спрячешься в золе домашней,

в жарких углях затаишься,

чтобы днем пылать прилежно

на березовых поленьях,

чтобы прятаться ночами

в устье свода золотого».

Вот берет он эту искру,

вот кладет на трут горючий,

на березовую губку,

в медный котелок бросает.

В котелке огонь уносит,

доставляет на бересте

на конец косы туманной,

на далекий остров мглистый:

так принес он свет в жилища,

так в дома огонь доставил.

11

Солнце и месяц все еще не