Книга За храбрость! - Андрей Владимирович Булычев

Вооружённые чем попало шекинские воины бежали безо всякого строя, в руках у многих из них были сабли, копья, мечи, и только лишь у самой малой части виднелись старинные ружья. Цепи егерей ударили по ним частой россыпью выстрелов и отбежали под защиту основной колонны. А вот уже и она сама окуталась облачками порохового дыма. Толпы неприятеля, понеся потери, заметались и отхлынули резко назад. В это самое время пять русских пушек выкатились на прямую наводку и ударили вдогон дальней картечью.

– Коноводам подать коней! – играл сигнал штаб-трубач.

– Верхом рубиться будем, – проговорил негромко Копорский, поглаживая эфес сабли. – Вон и казаков сюда тоже подогнали. Гончаров, Пинегин, на флангах будете, по себе равняйте строй. В бегство обратим неприятеля, дальше уже команда рассыпным строем скакать будет, а пока так в две растянутые линии скачем.

– Слушаюсь, ваше благородие, – ответил каждый из унтеров.

Вот и коноводы с лошадьми. Вскочив в седло, Тимофей потрепал гриву Чайки, приговаривая:

– Спокойно, спокойно, моя хорошая.

Оглушительно грохотали пушки, в ноздри бил запах сгоревшего пороха, кобыла беспокоилась и прядала ушами.

Селим-хан, заметив бегство своих пехотинцев, опять бросил в бой свою конницу, и снова, как и в прошлый раз, она совсем немного не доскакала до русских позиций. Под губительным картечным и ружейным огнём шекинские всадники разворачивали своих коней, спеша отступить.

– Шаго-ом! – прокричал Бомбель, приняв командование всей русской конницей. – Дирекция движения – прямо!

Выстроенные в две шеренги эскадроны тронулись туда, где сейчас на поле гремела смерть.

– Аллюр рысью! – отдал новую команду полковник, ускоряя ход эскадронов.

Гончаров дал Чайке шенкелей. Обойдя справа колонну своей пехоты, драгуны выскочили на усыпанную трупами равнину. Конница неприятеля стремительно откатывалась, и перед ними была толпа спешенных ханских воинов.

– Аллюр галопом! – гремели строевой сигнал трубачи. – Атака! Атака! Атака!

Выхватив из ножен саблю, Тимофей крутанул её над головой.

– Ур-ра-а! – его голос слился с сотнями других.

– В карьер! – ревели трубы, подгоняя кавалеристов. Растянутые по фронту шеренги драгун летели на неприятеля, блестя на солнце клинками. Гончаров нёсся в первой. Перед глазами мелькали фигуры людей, чёрные шапки, выпученные от ужаса глаза, раскрытые в крике рты, ружья, клинки, жала копий…

– Э-эх-х! – Привстав на стременах, он с оттяжкой рубанул первого, второго воина, третий сбоку ткнул его копьём, и наконечник рванул кожу лядунки. «Не останавливаться, вперёд!» – мелькнуло в сознании, и он подхлестнул Чайку. На полном ходу она грудью сбила одного горца, втоптала второго и рванула вперёд. – Ура-а! – Хлёст по голове, по шее, по поднятым рукам, по древку копья. Хлёст! Ещё хлёст! Хлёст! Хлёст! Хлёст! Кровью обрызгало лицо, руки, мундир.

Две линии кавалеристов прорубились сквозь густую толпу и вынеслись на открытое место.

– Разворо-от! Равняй линии! – разнеслась команда полковника. – Вперёд, братцы! Ура-а!

– Ура-а! – Драгунские эскадроны с примкнувшими к ним казаками понеслись обратно, рубя ошалевших от страха пехотинцев. Никакого сопротивления русской коннице уже не было, неприятель в панике бежал к своей крепости. Для кавалерии наступило время кровавого пира. Рассыпав шеренги, рубили бежавших до самых городских садов. Со стен крепости ударили пушки, и в воздухе просвистели ядра.

– Аппель! Отход! – сигналил трубач.

Тяжело дышавшая Чайка лёгкой рысцой скакала в ту сторону, откуда только недавно она начинала свой бег. Правая рука у Тимофея совсем занемела. Вытащив из сумы ветошь, он протёр красные разводы на клинке и загнал его в ножны. Всё было липкое от крови, и этот особенный, такой уже знакомый запах сечи.

Навстречу кавалеристам бежали цепи егерей.

– Молодцы, драгуны! Дали вы им прикурить! – кричали задорно стрелки. – В капусту басурман порубили!

– Ага, пока вы зелёные от них бегали! – подкалывали егерей кавалеристы.

– Да мы ретираду по команде делали! – неслось в ответ.

Полковник Бомбель оставил эскадроны на майора Кетлера, сам же отъехал к генеральской свите.

Отведя походную колонну к ручью, майор разрешил всем спешиться и привести себя в порядок.

Около воды ещё оставалась зелень, и Тимофей, спутав передние ноги Чайки верёвкой, расседлал её.

– Мало травы, – покачав головой, заметил Кошелев. – Осень на пороге, да её и летом среди камней не больно нарастает. То ли дело у нас в Рассеи, вот где пасись – не хочу. А тут без фуражира никак.

– Пошли за водой, Федот Васильевич, – предложил, показав на ручей, Гончаров. – Пока тихо, лошадей напоим, да и сами кровь, пот смоем. Лёнька, бери ведро! – сказал он другу и махнул рукой. – А то Герасим всё вычерпает.

– А чего, ежели вы телитесь! – крикнул тот, стоя в воде, которая доходила до середины сапог. – Стойте себе дальше, балакайте, точно тогда вычерпаю!

Вынув из седельных сум скатанные кожаные вёдра, драгуны шли к ручью, где смывали с себя всю боевую грязь, после чего, набрав воды, возвращались к лошадям. Те уже немного отстоялись после горячки боя, и теперь их можно было поить.

– Обозные едут! – разнеслось по берегу.

В сторону спешенных эскадронов катило с полдюжины повозок.

– Пей, пей, сейчас овса ещё принесу, – погладив морду Чайки, проговорил ласково Тимофей. Та высунула морду из ведра и, обдавая драгуна брызгами, громко фыркнула. – Ну будя, будя, не хулигань! – проворчал тот. – А то сухаря у меня не получишь.

Схватив торбу, он поспешил к повозкам. Около них уже толпились драгуны.

– По два гарнеца[6] велено давать, не более, – донёсся знакомый ворчливый голос, и Тимофей поспешил на него.

– Дядька Захар, насыпай от души, – попросил он и подмигнул земляку.

– Здрав будь, Тимофей… – И, зацепившись взглядом за Аннинскую медаль и унтерские галуны на мундире, добавил уважительно: – Иванович. Сильная рубка сегодня была?

– Да не-ет. Легко татар сбили.

Отмерив положенное, Захар покосился на стоявших в очереди и сыпанул в торбу лишний черпак.

– Сена нет, извиняйте, господин унтер-офицер, только один овёс, а за сухарями вон к той повозке, к Бабкину вам надо.

«Хорошо иметь земляков в обозной команде», – думал Гончаров, открыв торбу. Антип прямо в неё на овёс положил пять плотных сухарных кирпичиков и незаметно сунул ещё два.

– Для прынцессы твоей балованной, – проговорил, хмыкнув, он.

– Слышал, вас в полковой обоз переводят? – полюбопытствовал Гончаров, поднимая торбу.

– После похода, опосля рождественских обещали, – произнёс нестроевой драгун. – У Захара там приятельство с полковым каптенармусом сложилось. В Тифлисе будем теперяча мы квартироваться. Глядишь, в скорости и семьи из Уфы сюда выпишем.

– Дай-то Бог, – улыбнувшись, сказал Тимофей. – Соскучились ведь, небось?

– А то-о! Три года уже прошло с рекрутчины, – ответил тот, вздохнув. – Детишки подросли, чать, и не узнают даже отцов.

– Ну всё-ё, не задерживай! Опосля поговорите, – донеслись голоса из-за спины.

– Всем хватит, не гоношись! – откликнулся басом Бабкин.