Книга Фейри-таун - Влада Багрянцева

не рассказывал, что принадлежит он древнему народу, который был известен как народ сидов и поныне жил в мире-перевертыше, населенном фоморами — детьми хаоса.

Фоморы, не менее прекрасные, чем сиды, проникая в человеческое измерение, никогда не могли воплотиться полностью, часть их оставалась в родном мире, и тут они были уродливыми одноглазыми, однорукими и одноногими великанами или карликами. Бес, как и все высшие фейри, тоже обладал врожденным уродством, самым удачным из возможных — глаза его были разных цветов, зеленый и голубой.

Очутившись однажды в мире людей, Бес предпочел остаться. Тут было спокойно и никто не тыкал в него обязательствами и «твой отец стыдился бы тебя». А Бес был не самым сдержанным и тактичным из своей семьи — стоило также учитывать, что он унаследовал не самые благородные черты характера покойного родителя, который однажды, напившись, пришиб кулаком Бесову мачеху.

Среди людей было спокойно. Но сегодня, выходя из сторожки, он глянул на луну, желтую и ноздреватую, и понял, что что-то изменилось. Что-то ищет его, ощупывает невидимые нити, перебираясь между ними, как паук, потому Бес не удивился, когда услышал шаги. Буба зарычал.

— Свои, — сказал Бес, и пес замолк, но из охотничьей стойки не вышел. — Недобрый вечер! Это у вас мода такая теперь, в начищенных ботинках по кладбищам таскаться?

Человек в черной шляпе, переступив через свежий холмик земли, покосился на Бубу. Бес, воткнув лопату в землю, оперся на черенок и приподнял козырек бейсболки, рассматривая незнакомца:

— Он не укусит. Пока я не скажу.

— За тобой должок, пора отрабатывать.

— Прямо сейчас отрабатывать? Извини, но ты мне не нравишься. У тебя нос кривой, а я слышал, что какой у парня нос, такой и…

— Меня прислал за тобой Корк.

Бес сплюнул сквозь зубы:

— Фу, чума! Сейчас докопаю и пойдем к твоему Корку.

— Потом докопаешь.

— Я сказал: докопаю и пойдем, — повторил Бес на тон ниже, и незнакомец переступил с ноги на ногу, пытаясь скрыть то, что дернулся от того, как пес резко мотнул башкой в его сторону. — Работа прежде всего.

***

Делать этого определенно не стоило — теперь вкус и запах крови Моро точно долго не забудется. Если забудется вообще. Обычная, человеческая, наполняющая стакан наполовину, теперь не насыщала.

Вот же идиот! Не удержался, а теперь думает об этом. Однако нужно было признаться себе в том, что касаться губ Моро хотелось не только из-за того, что они были в крови.

К Финну он заехал сразу после ресторана, тот рассказал ему все, что знал, но это оказалась чистейшая ерунда: старая интрижка жены с Моро-старшим была благополучно забыта, а после нее Финн с ним не пересекался и ничего нового рассказать не мог.

Когда Арман вернулся в пентхаус, Вивьена не было видно. Закрылся в мастерской. Арман бросил одежду в корзину для стирки, задвинул за собой стеклянную панель душевой кабины и включил воду.

— Ты поужинал? — прозвучало раньше, чем он услышал шаги.

— Да, можешь не беспокоиться.

— Жаль, я надеялся на продолжение.

Арман не ответил, намыливая губку и растирая предплечье и шею. Вивьен постучал по запотевшему стеклу костяшками пальцев, а когда Арман обернулся, вдруг прилип с другой стороны губами. Следом языком и, точно собирая капли, лизнул снизу вверх. Если бы Вивьен как-то прокомментировал это действие, прежде чем уйти, то накал бы спал мгновенно, но Моро явно знал толк в таких вещах, оставив Армана наедине с мелькнувшей фантазией, где они не разделены тонкой стеклянной перегородкой.

Арман уперся лбом в стенку и уставился на отреагировавший на провокацию член. Хотелось снять напряжение, но от этого стало бы только хуже, этого было бы мало. Холодный душ помог относительно, напряжение спало, но эрекция никуда полностью не делась, и в постель он ложился заведенным. Закрыл глаза, вздохнул и медленно выдохнул: один, два, три — снова вдох, один, два, три — выдох.

И щелчок металла.

— Ты делаешь это уже из принципа, — произнес Арман, изучив свою руку, пристегнутую к спинке кровати собственными наручниками.

— Потому что хочу тебя расшевелить. Пожалуйста, не ломай кровать — она коллекционная.

Вивьен сидел на его бедрах, удобно расположившись так, чтобы тереться ложбинкой между ягодицами о член под полотенцем, которое Арман не успел снять.

— Отдай ключ, — проговорил Арман, кивая на сжатую в кулак руку Вивьена. — Или мне придется сломать спинку.

— Предлагаю не ломать, но все равно немного потрудиться, — ответил тот, заводя руку за спину и запихивая ключ за пояс джинсов.

Вивьен лег на него животом, приподнимая задницу, чтоб было удобней, и Арман скользнул ладонью сначала по его бедру, а затем по молнии между его ягодицами — в самом деле очень удачное изобретение современной моды. Потянул вниз язычок замка, убедился, что ничего под джинсами нет, и вздохнул. Пальцы погладили гладкую кожу, Вивьен подался им навстречу, и стало слышно, как стучит его пульс. Горячими яркими импульсами, как короткие сухие вспышки далекой грозы.

— Ключа здесь нет.

— Господин полицейский, ты не стараешься.

Арман поймал себя на мысли, что хочет, чтобы не пальцы гладили сжатый сфинктер, а язык. Кожа вокруг него была такой гладкой, нежной и горячей на ощупь, что слюноотделение происходило самопроизвольно, пришлось сглотнуть. Ключ вскоре нащупался под правым карманом, но перед тем, как его вытащить, Арман не отказал себе в удовольствии провести ногтями по ягодице и удовлетворенно оскалиться: Вивьен закусил губу и прикрыл глаза.

— Спокойной ночи, господин полицейский, — произнес он, выпрямляясь и застегивая молнию. — Если ты, конечно, будешь спать.

Он бесшумно зашагал к двери, а Арман, высвободившись, болезненно поморщился и поправил узел на полотенце.

У себя в комнате Вивьен содрал наконец джинсы, бросил на кресло футболку, скрутил волосы в узел на затылке и воткнул в него шпильку. Нашарил среди белья в ящике ту самую штуковину, которая так возмутила детектива Стюарта, тубу с лубрикантом и сел на кровать, опираясь спиной на подушку.

Розовый силикон быстро нагрелся в руке, легко проскользнул внутрь, пронизывая вибрацией от крестца до лопаток, Вивьен расставил ноги шире и надавил на