Книга И был вечер, и было утро… - Игорь Анатольевич Безрук

девушки, спросила Марта. — Вот так и живи: то одно говорят, то другое. То ешь мясо. То не ешь. То ешь масло, а то вредно. А вы ешьте, ешьте, — подтолкнула Марта своих женщин к столику с едой, — не слушайте никого. Когда вас еще так примут? Спасибо мистеру Случаю. Спасибо Риточке. Низкий ей поклон. Если бы не она, ходить бы вам сегодня, бедные мои, голодными, а нам слепыми. А так вы насытились, а мы прозрели, открыли, наконец, глаза пошире, увидели, что есть вокруг белый свет, и что он прекрасен. Ух, — вздохнула она тяжело, — запыхалась. Хочу выпить. Рогов, у тебя коньяк кончился? А что есть еще? Не будешь же ты мне лгать, что ждал меня и ничего не приготовил из спиртного?

— Тебе, по-моему, достаточно, Марта.

— Может, и достаточно. Может, ты и прав. А я, наверное, просто устала. Такое ощущение, будто у меня за спиной были крылья, огромные белые крылья, но их неожиданно обрезали. Я еще машу, машу этими обрезками, пытаюсь, как дура, взлететь, а всё напрасно, только одну пыль вокруг поднимаю. Знаешь, это ведь по большому счету тоскливо очень, тошно. А когда мне сильно тошно, я пою. Вроде споешь — и ничего, душу на струны нанижешь — и легче.

Марта неожиданно затянула песню. Душевно, с придыханием. Голос ее оказался бархатным, приятным. Рогов никогда и не слышал, как она поет. Женщины со второй половины куплета подхватили:

«То не ветер ветку клонит, Не дубравушка шумит, То моё, моё сердечко стонет, Как осенний лист дрожит».

Спев первый куплет, Марта неожиданно умолкла. Затихли и женщины. На несколько секунд в комнате воцарилась непривычная тишина. Марта сама же её и прервала.

— Эх, — сказала, — хорошо. Душа трепещет. Сила! Откуда только она в музыке берется? Никто не знает. А я так думаю, что музыка от Бога, и музыка есть сам Бог!

Её душевные излияния нарушили прерывистые аплодисменты Риты:

— Браво! Как патетично! — сказала она с издевкой, на которую только способна беззащитная женщина. — Вы прямо выдавили у публики слезу. Я и сама готова разрыдаться.

— Да где уж вам, вы только ищете сочувствия у других, а сами его проявить, как мне кажется, совсем не способны. Да что у нас всё в миноре, да в миноре. Свеженького ничего нет? Люська! — обратилась она к одной из женщин, ну-ка расскажи нам что-нибудь новенькое! Рассказывать она такая мастерица!

Люська с радостью откликнулась на просьбу Марты.

— Новенькое? Есть новенькое, если можно, — смущенно произнесла она.

— Давай, давай, не робей, тут тебя никто не тронет. Позабавь-ка нас, а то мы уснем скоро.

— Тогда слушайте, — вдруг озорным огоньком вспыхнули карие глаза Люськи, и она незамедлительно начала. — Встречаются как-то два мужика, один у другого спрашивает: «Ну, Вась, как дела, что нового?» — «Жена мне изменяет», — отвечает ему грустно тот. «Нет, Вася, ты чего-то не понял. Я ж спрашивал, что нового?»

— А-ха-ха! — демонстративно залилась Марта, и её смех заразительно подействовал и на другую женщину. Однако Рогову с Ритой не до смеха.

— Усладила, усладила, — вдруг резко оборвала свой смех Марта и тут же серьезно сказала: — Теперь я расскажу, — заранее не принимая никаких возражений.

— Приходит, значит, как-то приятельница к приятелю, а у него в гостях другая: вроде как не туда попала. Вроде как в сберкассу шла, а очутилась в его квартире.

Рогов тут же уловил подвох и попытался остановить Марту.

— Марта, — сказал он, — не начинай, пожалуйста, снова. Это уже не смешно.

Марта мигом остыла.

— Ты прав, Рогов, в этом ничего смешного нет. Тут в пору разрыдаться. Но мы не доставим тебе удовольствия видеть наши невинные женские слезы. Мы лучше уйдем. Правда, девочки?

Она поднялась с места и громко произнесла:

— Всё, уходим! Я обещала вас покормить — покормила. Обещала обогреть — обогрела. Больше нам здесь делать нечего. Тут становится слишком скучно. Скучно и душно. Скорее на воздух. На воздух, подружки! Я задыхаюсь!

Они вышли в прихожую. Там Марта стала одеваться, но Рогов не двинулся с места. Ему отчего-то всё стало безразлично.

Одевшись, Марта возвратилась на секунду в гостиную, посмотрела опустошенно сначала на Рогова, потом на Риту и сказала:

— Что ж, голубки, счастливо оставаться. Чем черт не шутит, может, у вас что-нибудь и получится.

— Марта! — как крик отчаяния вырвалось вдруг из уст Рогова, но Марта отмахнулась от него, как от наваждения:

— Ах, Рогов, молчи и оставайся с Богом.

Она быстро скрылась в прихожей, и вскоре оттуда донесся характерный щелчок захлопнувшейся входной двери. Всё моментально погрузилось в тишину.

6

— Вот и ушли, — нарушил тишину спустя какое-то время Рогов, — Как будто и не было ничего. Одна тишина. Вы заметили, какая сразу наступила тишина? Даже в ушах зазвенело.

Он умолк, будто обдумывая что-то. Рита спросила его:

— Почему вы не остановили её, Роман?

— Не знаю, — ответил он ей с каким-то безразличием. — Теперь я ничего не знаю. Наверное, сильно устал. Мне показалось бессмысленным удерживать её. Тем более сейчас, когда она вряд ли что воспринимает. Да я и сам, откровенно говоря, совсем ничего не понимаю. Вы, может, наоборот, своим появлением заставили меня по-иному взглянуть на всё. Мне, может быть, давно нужна была подобная встряска.

— А мне кажется, это совсем не та встряска, которая вам была нужна, — возразила ему Рита.

— Может, ты и права. Хотя по большому счету, нужна ли вообще человеку встряска, ведь он сам прекрасно понимает, к чему стремится и чего хочет в жизни. А всякая встряска, как ни крути, это какое-то внешнее, чужеродное действие, которое заставляет тебя измениться, подстроиться под кого-нибудь или под какие-нибудь обстоятельства, а я этого так не хочу. Хочу по-прежнему оставаться самим собой и не доказывать каждодневно миру, что я не косой, не хромой и не горбатый.