Книга Повесть о горячем сердце - Ася Котляр

никогда в жизни.

И тогда папа сказал:

– Вопрос снимается с повестки дня. Мария – смелая девочка, и она пойдёт попрощаться с подругой. И бабушка пойдёт с Машей. Да, Варвара Степановна?

– Да, конечно, я пойду! Успокойся, душа моя! Я буду рядом…

– А можно я у тебя спать буду? – спросила я бабушку.

– Конечно, можно. Давай, родная, мыться – и в кровать…

Когда я зашла в ванную, услышала, как папа говорит женщинам:

– Да эту дуру судить нужно!

На что бабушка ему ответила:

– Не судите, да не судимы будете, Борис Семёнович.

А папа сказал:

– Вы опять со своей религией, Варвара Степановна! Я же просил вас!

А бабушка ответила:

– Это Священное Писание, с вашего позволения. Это то, что вечно! И вы не смеете мне запрещать передавать Машеньке слово Божье!

Потом я вышла из ванной, и все сделали вид, что ничего не произошло, пока меня не было.

Я легла в бабушкину кровать и спросила:

– Бабушка, а покойники – это страшно?

– А что страшного-то? – ответила бабушка вопросом на вопрос.

– Ну скажи!

– Ну, душа моя, ничего приятного в этом нет. Смерть – сама по себе штука страшная, хоть и неотвратимая. Но бояться не нужно. Душа покинула тело девочки, а значит, это уже не Таня. А душа, Машенька, бессмертна. Она к Богу возвращается, домой. Понимаешь?

– Нет. Папа говорит, что никакого Бога нет.

– Просто твой папа не всё знает.

– А ты знаешь точно?

– Да, детка, знаю.

– А какой он, Бог?

– Самый сильный, самый всемогущий, самый умный…

– И он всё-всё может?

– Да, девочка.

– А тогда почему он не сделал, чтобы Таня ожила?

– Потому что не может. А вот душу светлую Танину он к себе забрал, потому что Ангел ушёл.

Я ничего не поняла из того, что сказала мне бабушка, но то, что душа жива, мне понравилось. Значит, нужно себе представить, что это вовсе не Таня там будет лежать, а кукла. Как в фильме «Три толстяка». Там была кукла наследника Тутти, которую можно было принять за живую девочку.

«Хорошо, если так!» – подумала я и уснула…

Глава пятая

Куда уходит душа

Мы с бабушкой подошли к дому Тани Акимовой. У подъезда было полно народу: все плакали. Мы увидели Анну Генриховну в окружении моих одноклассников и их родителей. Бабушка взяла меня за руку и сказала:

– Душа моя, ничего не бойся. Я с тобой.

– Я и не боюсь, бабушка, – соврала я.

До этого дня я никогда не видела покойников. Бабушка с папой ходили на похороны, но меня с собой они никогда не брали. Лишь изредка я слышала похоронную музыку, когда процессия проходила по городу, и эта музыка всегда пугала меня, потому что так устроены люди: они боятся того, чего не понимают. В бабушкином чемодане лежали фотографии с маминых похорон, но они были в заклеенном конверте, а конверт был обвязан чёрной ленточкой. «Зачем нужно фотографировать покойников?» – спросила я у бабушки, на что получила очень уклончивый ответ: «Так положено». Этот ответ означал, что больше спрашивать бесполезно. Я спросила у Сашки Макарова, но он тоже ответил как-то неопределённо: «Да дураки они, раз фотографируют. Я бы ни за что не стал!»

Сашка тоже стоял у подъезда, но чуть в сторонке. Был ноябрь, но уже начались морозы, а Сашка был в тоненькой осенней курточке и старых осенних ботинках. Сашка увидел нас, подбежал к нам, и бабушка, сняв свой шарф, обмотала им Сашкину худую шею.

Мы поздоровались со всеми и тоже стали ждать. Из подъезда вышла какая-то женщина и сказала, что скоро вынесут. Бабушки, стоявшие неподалёку, завыли в голос, а за ними завыла Анна Генриховна. Я смотрела на Анну Генриховну и даже забыла про то, что «скоро вынесут». Я и предположить не могла, что Генриховна способна плакать, да еще так сильно. Вокруг подъезда были разбросаны еловые ветки. «Так положено», – сказала мне бабушка. А уже потом, когда мы шли домой, она нам с Сашкой рассказала, что это старый обычай, означающий, что душа умершего идёт в Рай по чистой дороге и что ель способна отбить запах усопшего, то есть покойника.

– А чем пахнет покойник, бабушка Варя? – спросил Сашка.

– Покойник пахнет покойником, – ответила бабушка, но мы так ничего и не поняли.

Мужчины вынесли гроб. Он был открыт. Я боялась поднять глаза, потому что про себя так решила: если не увижу мёртвую Таню, значит, она вовсе не умерла, а вместо неё в гробу лежит кукла. Со всех сторон раздавался плач. Гроб поставили на табуретки, и та же самая женщина сказала, что все могут подойти и попрощаться. «Наверное, она главная по похоронам», – подумала я. Анна Генриховна бросила голосить и сказала нам, дрожавшим от страха и холода:

– Дети, подойдите и попрощайтесь с вашей одноклассницей.

Мы подошли к гробу, и я посмотрела на Таню. Она была маленькая и какая-то вся жёлтая. Черты лица заострились, и нос казался каким-то длинным на худеньком лице девочки. Таня лежала в красивом гипюровом платье. На голове был веночек из белых маленьких цветочков. В каждом цветочке была бусинка. «Разве её замуж выдают?» – подумала я и поняла, что совсем не боюсь девочку в гробу. Мне просто стало ужасно жалко, что Таня больше не будет ходить в школу, читать стихи, что она никогда не поступит в институт, не выйдет замуж, не родит детей. Нестерпимо жалко, до слёз. И я заплакала. Я стояла у гроба, оплакивала ту жизнь, которую Тане Акимовой не суждено прожить. Даже не знаю, кого точно я оплакивала: одноклассницу Таню или мою маму, которая тоже умерла молодой. «Мамочка, родненькая, ты встреть там нашу Таню! Она очень хорошая! Она просто очень сильно болела. А сейчас она совсем одна и ей, должно быть, холодно. Я в шубке и шапке, а Таня в тоненьком платье. А ты её согрей, мамочка! Она тебе от меня привет передаст…»

Я наклонилась к Тане и прошептала: «Таня, не бойся. Там тебя встретит моя мама. Ты ей скажи, что у нас всё хорошо. И скажи ей, что я очень-преочень её люблю. И папа с бабушкой любят!»

Бабушка оттащила меня от гроба, потому что мужчины взяли гроб и поставили его на открытый маленький грузовичок. Потом они накрыли гроб крышкой, составили венки. И только тогда я увидела Таниных родителей.

Мама стояла в чёрном пальто и чёрном платке. Стояла – это не совсем так. Её с двух сторон поддерживали под руки муж и мальчик лет семнадцати. Она так и висела на них, а глаза её были закрыты. Какая-то женщина периодически давала Таниной маме что-то понюхать, и тогда Танина мама выпрямлялась и открывала глаза. Потом грянула похоронная музыка, все запричитали, заплакали, грузовик с Таней тронулся, и все пошли за машиной. Эту музыку я