Книга Когда-то там были волки - Шарлотта Макконахи

своей команде. — Они выйдут».

На следующий день после того, как открыли ворота, одна волчица осторожно покидает загон, нюхает воздух и устремляется на север. Это Номер Десять, самая свирепая.

Она бежит домой, не зная, что до дома ей не добраться. Впереди только земля, населенная домашним скотом и людьми, которые его выращивают и могут представлять для нее смертельную опасность. А за этими пределами — безбрежный океан.

Увидим ли мы ее снова?

Проходит день за днем, а другие волки не двигаются с места: ни из стаи Гленши на юге, которую покинула Десятая, ни из стаи Танар на востоке, ни из расположенной на севере стаи Абернети, состоящей из только что спарившихся Шестой и Девятого и годовалой дочери Шесть, самки Номер Тринадцать. Волки сидят, наблюдают и ждут, наделенные явно большим терпением, чем мы, люди.

На пятый день Эван и Нильс начинают паниковать, нервно расхаживать по базе и бесконечно обсуждать, что же делать. Может, волки пометили свою территорию внутри загонов и потому не хотят уходить? Это было бы катастрофой.

«Наберитесь терпения», — повторяю я.

На шестой день оставшиеся пятеро волков из стаи Гленши следуют за пропавшей сестрой, Номер Десять, которой давно уже след простыл. Во главе не два вожака, самец Номер Семь и самка Номер Восемь, но старый серебристый волк, Номер Четырнадцать, — ему исполнилось десять лет, и по волчьим меркам он уже глубокий старец. Жизнь к волкам неласкова; если они не умирают от болезней и голода, если не погибают в драках с другими стаями или от несчастных случайностей, то их пристреливает человек. Кажется, им суждено умирать молодыми, поскольку редкий волк доживает до старости. Этот серебристый самец — один из немногих. Вероятно, он смелее остальных, а благодаря долгой жизни еще и более опытный. А возможно, он просто знает, когда надо двигаться, а когда оставаться на месте; может быть, именно это умение и позволило ему дотянуть до столь преклонного возраста. В любом случае, он слышит какой-то голос, зов леса, и семья доверяет ему в этом. Сородичи вереницей выходят следом за ним из загона и, проскользнув мимо туши оленя, которую мы для них оставили, трусят к рощице. Здесь, на юге, где расположен их загон, местность унылая, деревьев мало, но леса волкам не нужны, они сами их выращивают. Годовалый волчонок, Номер Одиннадцать, бросается в другую сторону. Не исключено, что он снова встретится со своей семьей, а может, он покинул ее навсегда, чтобы найти себе пару и создать собственную стаю.

На следующий день, словно по договоренности с единоплеменниками из Гленши, стая Танар тоже выступает в поход. Их вожаки, волчица Номер Один и наш единственный черный волк Номер Два, выводят троих своих почти взрослых волчат из загона в лес.

И остаются только три волка в Абернети, которые все еще отказываются принимать свободу.

Я вхожу в Голубой коттедж и вижу, что Эгги готовит на кухне, и, когда сестра улыбается мне, чуть не плачу. Она вернулась. Она здесь, со мной, и я снова могу дышать.

После ужина Эгги жестами спрашивает: «Они ведь не знают, что там. Зачем же уходят?»

«Потому что, отвечаю я, — движение — естественное состояние. Только так можно выжить».

«Это ты заставила их двигаться. Разве это естественно?»

Ответа у меня нет, а потому я показываю ей средний палец, и она беззвучно смеется. Я очень соскучилась по переливам ее смеха. Наверно, больше, чем по всему остальному. Хотя Эгги всегда была молчуньей — она не произносила ни слова до четырех лет, потому что ей это было не нужно, я в точности понимала, что сестра хочет, и переводила взрослым все ее желания, — но этот период немоты самый долгий. Порой я думаю, что она больше никогда не заговорит. Сейчас ее язык — в основном жесты амслен[2] сдобренные несколькими знаками собственного сочинения, поскольку Эгги нравится использовать нашу старую систему общения близнецов, нравится возможность вернуться в нашу прежнюю маленькую вселенную.

Мама звонит, как обычно, каждую неделю. Она не знает всей правды о том, что произошло на Аляске. Мне кажется, это ее сломит, а может быть, даже докажет ее правоту (грешная, жестокая мысль). Мама не знает, почему я никогда не передаю трубку Эгги, но на прошлой неделе сказала мне, что каждый раз мой голос все больше напоминает голос сестры. Резкий, дерзкий, непримиримый. Я не знаю, что и думать. Порой мне чудится, что мы с Эгги поменялись местами и забыли об этом.

— Как дела? — спрашивает мама сейчас.

— Неплохо. Две стаи из трех ушли из загонов.

— Местные наверняка в восторге. Они тебе не препятствуют?

— Нет, — лгу я, — сплошь милые люди.

— Ну конечно. Посмотрим, что они скажут, когда волки повадятся таскать их овец.

— Зря ты с таким нетерпением ждешь этого, мама.

— Ха. А у тебя появилось чувство юмора.

— Спасибо, — роняю я.

— А где твоя сестра? У меня мало времени — я занята в расследовании.

— Какое ужасное преступление ты сейчас распутываешь, мама?

— Лучше тебе не знать, конфетка.

— Эгги учит детей в городе французскому, — говорю я, глядя, как сестра моет посуду.

— Хорошо, au revoir, поцелуй ее от меня. — Прежде чем повесить трубку, мама интересуется: — А что с третьей стаей? Почему они не сбежали?

— Не знаю.

Мама с уверенностью отвечает на свой вопрос: — Да знаешь, конечно. Просто они умнее остальных и отдают себе отчет об опасностях, которые их подстерегают в лесу.

— Там не опасно.

Мама только смеется и отключается.

На восьмой день Эван, Нильс, Амелия и я идем пешком к стае Абернети. Нужно понаблюдать за волками, возможно, они нездоровы. А может быть, их просто надо напугать, чтобы выдворить из загона. Хотя не исключено, что единственное правильное решение оставить животных в покое, но мы не знаем, так ли это, пока внимательно их не рассмотрим.

По пути Эван и Нильс обсуждают наши следующие шаги. Их голоса царапают мне слух, нарушая мирную тишину весеннего леса. Сквозь мерзлую землю проклевываются полевые цветы. Ветви начинают зеленеть. Деревья стряхивают зимнее оцепенение и тянутся к солнцу.

Я останавливаюсь.

Наверно, это запах. У меня так обострилось обоняние или я учуяла его инстинктивно?

Коллеги, внезапно замолкая, останавливаются позади меня.

Я смотрю на гребень горы, за которой находится загон. Там стоит величественная фигура животного в профиль: Номер Девять осматривает свои новые владения.

— Египетская сила, — с почтительным трепетом шепчет Эван.

Амелия ахает. Одно дело — прикасаться к спящему волку