Книга Смерть в губернском театре - Игорь Евдокимов

уже женщина, оказавшаяся матерью Василия. Узнав, что Константин из полиции, она чуть не бросилась ему на грудь.

– Прошу вас, остановите это безумие! – объявила дама, протянув гостям записку. – Я услышала, как хлопнула входная дверь и пошла проверить сына, но нашла это на письменном столе в его комнате!

На листке бумаги торопливым юношеским почерком было выведено:

«Матушка! Покорнейше прошу Вашего прощения. Мой друг, Родион Сурин, сегодня стреляется на дуэли с поистине подлым и бесчестным человеком. Простить такого нельзя! Если Родион будет ранен или убит, я намереваюсь занять его место. Да рассудит нас Бог! Если я не вернусь – ищите мое тело на холме у Смоленской церкви. Прошу лишь об одном – не корите себя. Вы воспитали человека чести. Ваш любящий сын, Василий»

– Только этого не хватало! – в сердцах ругнулся Константин.

– Зато теперь мы знаем, где их искать! – ободряюще хлопнул его по плечу Павел и повернулся с матери Безуцкого. – Сударыня, прошу вас, вернитесь домой. Мы обязательно доставим вашего сына обратно, живым!

Возница вопросов не задавал, он просто щелкнул кнутом и лошадь понесла со всей возможной споростью. Ехать было далеко – Смоленская церковь располагалась в самой северной части города, на одноименном спуске к пристаням. Являла она собой красивый силуэт на фоне косогора, покрытого леском и садами. Даже в историю немного вошла: погостив в городе С., светило отечественной поэзии Александр Сергеевич Пушкин изволил зарисовать церковь в ожидании переправы через Волгу. А сейчас на ее фоне грозила разыграться драма как раз в духе «Евгения Онегина».

На спуске извозчик вынужденно притормозил – уж больно извилистой была дорога вниз. Но и с вершины кручи в лучах восходящего солнца оказались видны дуэлянты. Они выбрали небольшой лысый бугор через дорогу от колокольни, рядом с деревянной лестницей и мостками, также ведущими к реке. Разобрать, кто есть кто не представлялось возможных – лишь две фигуры, застывшие друг против друга, и еще пара стояла чуть поодаль. Очевидно секунданты.

Как раз в тот момент, когда экипаж начал спускаться по дороге, один из дуэлянтов вскинул руку. Раздался громкий хлопок, его силуэт мигом окутался дымом – в отличие от современных револьверов, старые дуэльные пистолеты оставляли вокруг себя натуральные облака. Даже издалека было видно, как соперник стрелявшего вздрогнул, чуть пошатнулся, но остался стоять.

– Промахнулся! – радостно воскликнул Руднев.

– Давай постараемся успеть, пока второй участник не выстрелит, иначе радоваться рано!

Коляска обогнула последний крутой поворот, Константин и Павел спрыгнули с подножки еще до того, как она остановилась, и бросились к дуэлянтам. Приближаясь, они смогли разглядеть, что стрелявшим оказался Селезнев. Родион Сурин возвышался напротив.

– Остановитесь! – крикнул Черкасов. – Не делайте этого?

Сурин на мгновение кинул взгляд в сторону бегущих, но тут же обратил все внимание к Селезневу. Тот стоял спиной к Константину и словно бы окаменел от страха. Наслаждаясь паникой соперника, Сурин медленно поднял пистолет, но не остановил его на Селезневе, а направил дулом вверх. Григорий Никифорович резко выдохнул, и даже Константин успел подумать: «Слава Богу, он выстрелит в воздух!». Согласно традиции, подобный жест означал бы примирение. Вместо этого, Родион резко навел пистолет на соперника, прицелился и спустил курок. Грохнул выстрел. Селезнев болезненно вскрикнул, схватился за предплечье и грузно осел на землю.

Константин рванулся к Сурину, вырвал у него пистолет и заломил руки за спину. Павел опустился на колени перед упавшим Селезневым, осматривая его рану. Туда же побежал неизвестный секундант актера. Безуцкий (а Сурина, конечно же, представлял он) остался стоять с растерянным видом.

– Кончайте спектакль, Григорий Никифорович, – хрипло рассмеялся Сурин, словно не замечая неудобств. – Я стреляю с самого детства. Пулей вас всего лишь ожгло, это царапина. Вы даже сможете пользоваться рукой еще до обеда.

***

Дуэлянтов увезли – Селезнева в Александровскую больницу, осмотреть рану, а Сурина в полицию. Формально, эта часть города находилась в ведении III-ей части, но так как дело об убийстве вели подчиненные Богородицкого, то и Родион отправился на Московскую. Там пристав встал перед непростой дилеммой. С одной стороны, дуэли действительно карались законом, и актера могли ждать шесть лет заключения. С другой, на дуэли никто не погиб, рана Селезнева действительно оказалась лишь царапиной, а семейство Суриных пользовалось в городе определенным влиянием.

Черкасова с его просьбой допросить Родиона по делу об убийстве Филимоновой пристав очень хотел бы отправить домой. Тем более, что мальчишка продолжал практически безостановочно утирать нос рукавом шинели и чихать так, что в общем зале подпрыгивали чернильницы на столах. Но Черкасов не отставал и умолял дать ему хотя бы десять минут для беседы с задержанным. Времени на раздумья было в обрез – Сурины обивали порог губернатора, а значит скоро в часть мог прибыть либо Василисов (если Долгово-Сабуров примет решение отпустить молодого актера), либо адвокат Родиона (если дело все-таки будет рассматриваться в суде). В конце концов, Богородицкий махнул рукой и разрешил Константину переговорить с Суриным.

– Пришли нотации читать? – с усмешкой спросил Родион у вошедшего коллежского секретаря.

– Нет, на самом деле поговорить о Татьяне Георгиевне, – Константин уселся напротив и вгляделся в лицо собеседника. С того мигом слетела ухмылка и он зло зыркнул на сыщика в ответ. Не обращая на это внимания, Черкасов продолжил. – Судя по вашему поведению, госпожа Филимонова была вам очень дорога.

– Предположим.

– Но при этом на вопрос о ваших отношениях с Татьяной вы ответили, что они были исключительно профессиональными.

– Не вижу противоречий, – так же коротко ответил Сурин.

– Что же это, вы столь высоко цените своих коллег, что ради, скажем, Митрофана Федоровича устроили бы скандал на кладбище или вызвали человека на дуэль?

– Если вы планируете и дальше задавать подобные дурацкие вопросы, то я лучше помолчу, – откинулся на спинку стула Родион.

– А и молчите себе на здоровье, Бог с вами, – повторил его позу Черкасов. – Давайте-ка лучше расскажу, что я думаю по этому вопросу, а вы меня поправите, если я ошибаюсь. Думается мне, что Татьяна Георгиевна была для вас не просто партнером по спектаклю. По всему видать, вы человек пылкий, темпераментный. А покойная, чего уж греха таить, была очень красива.

Константин вновь подался вперед и теперь, не мигая, смотрел на Сурина. Вид у него оставался по обыкновению чуть растерянным, голос – мягким, и шмыгающий нос он все так же вытирал рукавом. Но Родион скорее почувствовал, чем увидел, что в поведении молодого коллежского регистратора что-то переменилось. А Черкасов меж тем продолжал.

– Вы уж меня простите, я в театре никогда не бывал, но